Госпожа Эдельшталь выглядела светской львицей, искушённой и строгой. Холодность её улыбки смотрелась притягательной, а глаза казались бездонными. Тёмные волосы, собранные в идеальную причёску, были частью общего образа, выверенного и сбалансированного. Ничто на свете не могло вывести эту женщину из равновесия, она вполне уверенная в себе бизнес-леди.
Я поставила бокал с вином на пол и откинулась назад, уперев ладони в пол. На мне и в тот момент был одет безупречный брючный костюм, и на голове та же идеальная причёска. Удивительно, но даже дома я оставалась подобранной и безукоризненной, не давала возможности самой себе расслабиться, побыть наедине с собой.
Прав, ох, как прав, господин врачеватель душ – я утратила что-то важное, личное.
Снова глотнув из бокала, я склонилась над фотографиями.
Дело не в причёсках девушек, не в их внешнем своеобразии образов – нет. Мой взгляд тянулся к Монтси Романо, а Монтсеррат Эдельшталь становилось жаль. На дне её глаз плескалась пустота и отрешённость, а облик служил подарочной рамкой к этому.
Резким движением руки, отбросив обе фотографии, я поднялась и отправилась в спальню. Хотела сотворить себя заново, отыскать заблудившуюся в потёмках переживаний Монтси, и дать ей возможность выйти на свет. Знала, что будет нелегко и госпожа бизнес-леди не отпустит, но побороться стоило, хотя бы ради себя. А там, глядишь, и мир забрезжит другими красками…
– Пожалуйста, – красивая девушка за стойкой, протянула мне паспорт и билет, а я успела проводить взглядом уплывающий по чёрной ленте чемодан на колёсиках. – Приятного полёта.
Я прошла в зал ожидания, уселась так, чтобы было видно табло.
Гул голосов окружал и будоражил, особенно в те моменты, когда вскрикивали дети. Я наблюдала за людьми, шаря по ним взором. Было интересно наблюдать, за некоторыми парами, особенно пожилыми. Столько энтузиазма, упорства и беспомощности нет даже у детей.
Объявили посадку на рейс, поднявшись, поправила волосы, повесила сумку на плечо и заторопилась к терминалу вылета. Пришлось снова стоять в очереди, теперь уже на посадку.
Неожиданно я почувствовала на себе чей-то взгляд. Оборачиваться не хотела, но чужой взор казался настойчивым, обжигающим. Мне показалось, что я начала сходить с ума, или случился приступ паники, как два месяца назад, после нападения в банке. Я тогда боялась даже в душевую зайти, оставляла дверь открытой. Папа нашёл психолога, того самого, Владимира Филиппова, и мы стали бороться с проблемой.
Теперь не боялась собственного дома, скорее наоборот – он стал оплотом чего-то незыблемого, устойчивого, естественного и настоящего. Но напряжение, которое пусть реже, но внезапно сковывало мои мышцы, заставляло учащённо биться сердце – никуда не девалось.
Глубоко вдохнув, я медленно, будто смакуя, стала выпускать воздух через рот. Это заметила девушка за стойкой и спросила:
– Вы хорошо себя чувствуете? Чем-нибудь помочь?
– Нет, спасибо, – пролепетала я и попыталась улыбнуться.
Зачем-то стала поправлять волосы, смущённо дергать ворот кофточки. Я подняла взор и столкнулась с {его} взглядом, таким же жёстким и болезненным, как и тогда, в банке. Один из двух арестованных бандитов – Штефан Краузе – таким полным именем называл его полицейский, который допрашивал меня.
Он подмигнул мне после недолгого промедления. Сделал это очень легко, едва заметно. Мужчина в полицейской форме что-то сказал ему, Штефан повернулся ко мне спиной, пошёл следом за полицейским. И только сейчас я заметила на руках обоих мужчин браслеты – Штефана перевозили внутренним рейсом.
Куда?
Меня не волновала такая подробность. Не волновала! Нет! Он под арестом.
Едва не выхватив билет и паспорт из рук сотрудницы аэропорта, я бросилась по проходу, ведущему в самолёт. Меня душил страх. Хотелось броситься обратно, оказаться дома, в постели, укрыться пледом с головой и заплакать.