– Нужно по мосту пройти, да? – спросила я и замолчала. Я вспомнила Урара, которую там встретила. Каждое утро я бывала у реки, но ее больше не видела… Я рассеянно думала об этом, когда Хиираги неожиданно громко сказал:
– Домой я тебя провожу, конечно. – Наверное, принял мое молчание за нежелание тащиться в какую-то даль.
– Да что ты? Еще рано, – поспешно ответила я, и подумала, на этот раз не произнося вслух: «По-похож». Сейчас он был так похож на Хитоси, что даже не стоило пародировать. Хотя он никогда не нарушал установленных границ в общении, его заботливость проявлялась как привычка, рефлекторно, и от этой холодности и честности мне всегда становилось ясно и отчетливо. Ощущение прозрачной взволнованности. И сейчас это ощущение вспомнилось мне необычайно живо. Оно грело. Оно приносило боль.
– Я просто вспомнила, как недавно утром, во время пробежки я видела на мосту одного странного человека, – сказала я на ходу.
– Странного человека? Мужчину? – Хиираги засмеялся. – И не страшно тебе бегать ранним утром?
– Нет, не в этом смысле. Женщину. Почему-то никак не могу ее забыть.
– А-а… Может, опять встретитесь.
– Хорошо бы.
Да, почему-то мне очень хотелось встретиться с Урара. Хотя я видела ее всего один раз, мне хотелось с ней встретиться. Ее выражение лица… У меня тогда чуть сердце не остановилось. Только что ласково улыбалась, а когда осталась одна, то будто «дьявол, принявший человеческое обличье, вдруг стал упрекать себя: всё, хватит расслабляться, ничему больше не доверяй». Такое вряд ли забудешь. Мне показалось, что мои страдания и горести не идут с этим ни в какое сравнение. Это давало надежду на то, что, может быть, у меня еще есть что-то впереди.
На большом перекрестке нам с Хиираги стало неуютно. Здесь произошла авария. И сейчас движение было оживленным. Мы остановились на красный свет.
– А где привидения? – засмеялся Хиираги, но в глазах его совсем не было смеха.
– Так и думала, что это скажешь, – попыталась улыбнуться я.
Лучи фар перекрещивались, световые потоки поворачивали к нам. Светофор ярко мигал во тьме. Здесь умер Хитоси. Я замерла. Там, где умер любимый человек, время остановилось навечно. Люди молятся о том, чтобы удалось оказаться в том месте, чтобы им передались те же страдания. Часто во время экскурсии в какой-нибудь замок говорят: столько-то лет тому назад здесь ходил такой-то – это история, которую ощущаешь собственным телом. Всякий раз, когда я раньше слышала подобное, я думала: что за ерунда? Но теперь по-другому. Мне кажется, я понимаю.
Этот перекресток, эти оттенки вечера, ряды зданий и магазинов – последнее, что видел Хитоси. И всё это было не так давно.
Ему было страшно? Вспомнил ли он меня хотя бы на мгновение? Светила ли так же, как сейчас, высоко в небе луна?
– Зеленый.
Я задумчиво смотрела на луну, так что Хиираги пришлось даже потрясти меня за плечо. Прохладно-белый нерезкий свет был необычайно красив – совсем как жемчуг.
– Ну и вкуснятина, – сказала я. Мы сидели за стойкой нового, пахнущего деревом ресторанчика и ели какиагэдон, вкусный настолько, что заставлял вспомнить, каким бывает аппетит.
– Видишь? – сказал Хиираги.
– Так вкусно – прямо думаешь: хорошо, что удалось дожить до этого, – сказала я. От моих похвал официант за стойкой даже засмущался.
– Я же говорил! Я был уверен, что ты так скажешь. У тебя правильное чутье. Я так рад, что тебе понравилось. – Он выпалил всё это на одном дыхании, рассмеялся и пошел заказывать то же самое для матери.
Я упрямая. Да и нет другого выхода – только жить дальше, хотя эта мгла пока еще тянет за ноги. Так я думала, смотря на какиагэдон перед собой. А еще мне хотелось, чтобы этот мальчик скорее научился бы снова смеяться – как сейчас, не надевая девчоночью форму-матроску.
Полдень. Вдруг зазвонил телефон.
Я простудилась, прекратила бегать по утрам и в полудреме лежала в кровати. Звонки настойчиво врывались в слегка воспаленное сознание, и я вяло поднялась. Никого из домашних, похоже, не было, и мне ничего больше не оставалось – только плестись в коридор и брать трубку.
– Да.
– Алло. Сацуки-сан дома? – Незнакомый женский голос назвал мое имя.
– Я слушаю, – ответила я, недоумевая.
– А это я, – сказала женщина, на том конце провода. – Я, Урара.
Я поразилась. Она всё время меня ужасно пугает. Я совершенно не ждала этого звонка.
– Извини, что я так вдруг. Ты сейчас свободна? Можешь выйти?
– Ну… могу. А откуда, откуда ты узнала, где я живу? – спросила я дрожащим голосом. Она, похоже, звонила с улицы, доносился шум машин. Я поняла, что она улыбается.
– Когда очень хочется узнать, само собой узнается, – сказала Урара, будто произнесла заклинание. «Ой ли?» – прежде, чем я успела подумать, она сказала: – Хорошо, на пятом этаже супермаркета около вокзала, там, где термосы продают, – и повесила трубку.
Я так плохо себя чувствовала, что в другом случае лежала бы дома и никуда не выходила. Положив трубку, я подумала: «Ну, попала». Ноги подкашивались, температура, похоже, поднималась. Но несмотря на это, подогреваемая любопытством, я стала собираться. У меня не было ни тени сомнения, будто в глубине души зажегся свет подлинных желаний, и он подсказывал: иди.
Потом я поняла, что в то мгновение судьба была лестницей, ни одну ступеньку которой нельзя было пропустить. Если пропустишь – не сможешь подняться до самого верха. А оступиться легче всего. Наверное, тогда мною двигал слабый умирающий свет, теплившийся в душе. То было свечение во мраке, о котором я думала, что без него лучше спится.
Я тепло оделась и села на велосипед. Стоял полдень, окутанный теплым светом, напоминающим о том, что весна действительно пришла. Только что родившийся ветерок приятно обдувал лицо. Деревья вдоль дороги стали понемногу покрываться младенческой зеленой листвой. Светло-голубое небо было в легкой дымке и тянулось далеко за пределы улицы.
Я не могла не чувствовать, как внутри у меня все скрежещет от этой обильной свежести. В моем сердце никак не находилось места для весеннего пейзажа. Он просто отражался на поверхности, как у вертящихся мыльных пузырей. Люди проходили мимо, их волосы сверкали в лучах света, они выглядели счастливыми. Всё дышало, свечение росло, оберегаемое мягким солнцем. В этом красивом, переполненном жизнью пейзаже я с любовью вспоминала о пустынных зимних улицах, каменистых речных берегах на рассвете. Хотелось исчезнуть, разлететься на мелкие кусочки.