Ты пока не умерла, проносится в мозгу.
Прошло уже больше суток с тех пор, как я впервые встретилась с ним один на один. Конечно, к этому времени я уже что-нибудь бы почувствовала.
Кстати, об ощущениях…
Я меняю позу. У меня болят не только ноги и запястья. Желудок урчит уже не знаю сколько времени, а мочевой пузырь того гляди лопнет.
Я прочищаю горло.
– Мне нужно в туалет.
– Можешь сделать все там, где сидишь, – Мор по-прежнему не отводит глаз от огня, словно надеется прочитать будущее.
Он ведет себя так, что мне все проще и проще не чувствовать себя виноватой из-за того, что стреляла в него и подожгла.
– Если ты рассчитываешь сохранить мне жизнь, – говорю я, – учти, что мне нужно есть и пить, а еще спать и справлять большую и малую нужду.
Ну как, ты еще не жалеешь, приятель?
Мор вздыхает, встает и подходит ко мне, уверенный, прямо командир. Он уже совсем не то чудовище, которое разбудило меня утром, и это меня злит, как ничто другое.
Надев фланелевую рубашку, джинсы и ботинки, он стал до боли похож на человека. Даже его глаза (когда я в первый раз заглянула в них, они показались мне совершенно чуждыми) сейчас полны жизни. Жизни и страдания.
Подцепив пальцами ленту на моих руках, он без усилия рвет этот «браслет» пополам.
Запомним: этот ублюдок силен.
Он срывает остатки ленты, отвязывает веревку от перил. За эту привязь он ведет меня по коридору, остановившись только перед туалетом.
Проблема в том, что он заходит вместе со мной и закрывает дверь.
Я вижу широкую грудь, перекрывшую выход.
– Вообще-то, это называют кабинетом уединения, – намекаю я.
– Мне знаком этот термин, коварная смертная, – с этими словами он складывает руки на груди. – Но почему ты решила, что этого достойна, известно лишь Высшей силе.
Фыркнув, я отворачиваюсь.
Пытаюсь расстегнуть штаны, и тут осознаю проблему номер два. Руки онемели, я их почти не чувствую, а сейчас нужно действовать быстро и точно.
Проклятье.
– Мне нужна помощь.
Мор подается назад и опирается на дверь.
– Я не склонен тебе ее оказывать.
– Ой, ради…
– Бога? – договаривает он за меня. – Ты в самом деле полагаешь, что Он тебе поможет?
Пытливый исследователь во мне тут же цепляется к этим словам, но сейчас не совсем подходящий момент для того, чтобы разгадывать тайны мироздания.
Я шумно вздыхаю.
– Слушай, если жалеешь, что оставил меня в живых, лучше убей. Но если ты зациклился на своей идее, я была бы очень благодарна, если б ты стянул с меня эти проклятые джинсы.
– Ты будешь страдать, если обделаешься? – интересуется он.
Я колеблюсь. Он и не скрывает, что вопрос с подвохом.
Как лучше ответить, чтобы не напортить себе?
– Да, – вздыхаю я наконец, решив выбрать правду, – буду.
Он снова с довольным видом опирается на дверь.
– Как я уже сказал, я не расположен тебе помогать.
Он, однако, не собирается и уходить. Но теперь я благодарна уже за то, что он отвел меня в сортир.
Стиснув зубы, я снова пробую расстегнуть джинсы. Веревка впивается в истертые запястья, и они протестующе вспыхивают болью. Я вожусь мучительно долго, но все-таки мне удается расстегнуть молнию, стянуть джинсы, а за ними следом теплые подштанники и трусы.
Мор безразлично смотрит в мою сторону, его взгляд скользит по всей этой красоте, выставленной на обозрение.
Убейте меня.
Он кривит губу.
– Уж извини, – реагирую я, – но если тебе так неприятно, можешь подождать за дверью. (И дай мне спокойно сходить в туалет, а потом удрать.)
– Справляй свою нужду, смертная. Я устал здесь стоять.
Бормоча под нос проклятия, выполняю его пожелание.
Всадник Апокалипсиса смотрит, как я писаю.
Никогда в жизни я не смогла бы догадаться, что из всех фраз на английском языке мне когда-то придет в голову именно эта. Я подавляю истерический смех. Я скоро умру, но, похоже, сначала убьют мое чувство собственного достоинства.
Вытереться, спустить воду, натянуть штаны – все это занимает даже больше времени – а потом я еще и мою руки.
Хорошо хотя бы, что здесь пока есть вода, чтобы вымыть руки. В отличие от бытового электричества водоснабжение пострадало намного меньше. Почему так – не знаю, хоть убейте, но я не жалуюсь. Это помогло нам справиться с массой пожаров с тех пор, как мир покатился к чертям.