6
Когда соседка, заглянув, конечно, разочек в кухню, - Ивану Васильевичу удалось мельком всмотреться в ее любопытные глаза, выглядывающие из-под платка, натянутого на самые брови, - ушла, Варя готова была слушать дальше.
- Иван Васильевич, а у вас есть дети? - она чуть не брякнула: "Вы не такой уж старый". Заграничный нахмурился, и Варя пожалела, что задала этот вопрос. Действительно, ему не хотелось рассказывать о своих сыновьях, поступивших учиться в суворовское военное училище, о жене, о том, что никто в семье не подозревает о его тайном пристрастии. Он любил свою двой-ную жизнь, если бы у него не было этой тайны, он бы умер от смертельной пустоты однообра-зия. Он состоял в партии, иначе не занимал бы должность в министерстве, но не верил в возмож-ность изменить к лучшему человеческую психику какими-то социально-мифическими воздейст-виями, хотя видел, что насильно переформировать ее можно: с какой легкостью многие вчерашние монархисты под давлением обстоятельств переделались в образцовых социалистов, оставаясь в душе готовыми в нужное время перестроиться хоть в чертей. Он был убежден, что каким человек является сегодня, таким он был и в каменном веке; жизнь постоянно изменяется - да, но это только в развитии техники добывания. Чему же человек и по сей день не научился, так это главному - распределению добычи; в результате бесконечные войны, в том числе и настоящая, которую почему-то считали "отечественной" и грузины, и латыши, и литовцы, и эстонцы, и чуть ли не сами немцы.
Ему не хотелось именно на эту тему дискутировать, но и он относился к Варе с симпатией.
Его не тянуло в этот злополучный Институт потрошения мозгов, в котором некоторые государственные заплечных дел мастера развили бурную деятельность, - тоже результат неумения или нехотения поделиться добычей с народом - добычей, которую отнимают у природы, без зазрения совести ее обескровливая. К тому же Варю интересовали другие ее наблюдения, и первое из них касалось непривычного для ее уха термина из воровской жизни: суки. Кто такие? Тарзан не удовлетворил ее любопытства в достаточной мере.
- Да-а, - сказал многозначительно Иван Васильевич, - суки... это да, те еще субъекты. До войны сук почти не было, до войны были воры, и закон нарушался настолько редко, что наруши-вшие не успевали образоваться в какие-то противоборствующие партии, каковые теперь образо-вали суки, до войны нарушивших закон, успевали своевременно и приговорить и, если надо... от них избавиться.
Иван Васильевич должен был рассказать сначала о воровском судопроизводстве. Суд воров - что это такое? Воровской суд, по разумению Заграничного, являл собой более объективный институт, чем правосудие социалистического общества. Даже по составу они сильно отличались друг от друга: если в гражданском обществе функционировал суд заседателей, у воров он по своей структуре являлся скорее всего судом присяжных, в том смысле что состоял не из ограни-ченного числа судей. Причем каждый из присутствующих на "процессе" имел право быть и судьей и заседателем, решение выносилось голосованием.
Сам порядок судопроизводства воров представлялся исключительно демократичным: подсу-димый выслушивал предъявляемое ему обвинение от каждого присутствующего, имел право оспаривать выступление каждого из обвинителей отдельно, опираясь на знание воровского зако-на и оперируя фактами дела по собственному разумению. Принцип данного судопроизводства прост: или все докажут одному его виновность, или он каждому отдельно свою правоту. Про-цесс, как таковой, может продлиться столько времени, сколько потребуется - сутки, двое или месяц. Если у обвиняемого в голове не опилки, а язык подвешен, у него есть шанс оправдаться.
Приговор, в случае признания вины, мог быть разный, хотя процессуальный кодекс воров-ского закона не содержит бесчисленное количество параграфов, дающих часто в гражданских судах лазейку для ничтожностей-судей, чтобы через хитроумные комбинации засудить обвиня-емого еще до начала судебного процесса. Суд честных воров намного проще: если подсудимый не совершил предательства, а что-нибудь полегче - ему выносили предупреждение; если он уже имел предупреждение за аналогичный поступок давали по ушам и выставляли вон из сословия честных воров; если он сделал подлость непростительного качества, его приговаривали в большинстве случаев к смерти.
Наверное, мало на свете людей, знающих, как приводят в исполнение смертную казнь. Известны многие версии: что, мол, где-то привели приговоренного в некий кабинет, зачитали отказ о помиловании, назад же повели через другую дверь, где в специальных тайниках с отверстиями для стрельбы его поджидали расстреливающие.
Или же его просто ведут и неожиданно сзади стреляют в голову - тоже благородно.
В некоторых странах, говорят, приговоренному дают возможность выбирать: повешение или выпить яд. Если через повешение (говорят, не очень мучительная и довольно скорая смерть, но утверждать трудно, если сам не пробовал), тогда надевают на шею петлю, и стул, на котором он сидит, проваливается вместе с ним через люк в полу; нельзя сказать, что принять смерть таким образом приятно. Нет ничего хорошего и в известном электрическом стуле, применяемом в Соединенных Штатах, это почти не отличается от гильотины, бывшей в употреблении во Франции, разве что первый более гигиеничен.
Вообще-то способов убивать по приговору и без него изобретено в мире уйма, но самый древний способ - бабахнуть человека чуркой по голове, хотя в каменном веке пользовались больше валуном.
У воров основным орудием исполнения смертной казни являлся нож, который еще называли пикой. Отсюда и клич "на ножи!" - ставший традиционным при определении воровского приговора.
Приговор воровской сходки обжалованию не подлежал. Да и некогда его обжаловать, поскольку приговор обычно тут же и приводился в исполнение редко, когда приговоренного доставляли в другое, более подходящее место. Если же кого-то приговорили заочно, когда обвиняемый категорически отказывался присутствовать при разбирательстве дела, тогда решение о смертном приговоре распространялось в воровском мире от границы до границы, а его исполнение становилось обязанностью всякого вора, который где бы то ни было встретил приговоренного. Надо отметить, приговоренные к смерти редко соглашались с приговором и сознательно умирать отказывались. Тогда что им оставалось делать? Скрываться, что же еще. Скрываться же проще от гражданского суда, чем от воровского.