Вагонзак внутри разделен решетками-перегородками на три равных отделения. Прибывших закрыли в отделении справа от двери, решетчатую дверь замкнули. Пассажиры расположились на деревянных скамьях, некоторые под музыку собственной композиции начали бацать от избытка энергии. Нар в этих вагончиках нет - не "Столыпин" - да и путь предстоит недолгий: несколько часов. В отделении посередине - два конвойных с автоматами.
Скиталец догадался, что его попутчики - суки. Достаточно было прислушаться к разгово-рам, чтобы понять, кто есть кто. Сам он вроде не вызвал интереса к своей особе, что мужик - сукам стало ясно по его поведению: он не интересовался, в чью камеру угодил, а это только мужику безразлично. К тому же у него на лбу написано: "пахать". А воры и суки ни за что не войдут в камеру или зону, не выяснив сначала, какая в них масть: кому охота попасть впросак! Всякая масть обитает только своею средою. Скитальцу симпатичнее воры, но об этом теперь лучше помалкивать.
Небольшой состав не спешил отправляться. Суки бацали - пыль столбом, некоторые пере-бирали клички известных сук, которых предполагали встретить там, куда к вечеру попадут; они знали - куда. Скит не знал. Конвой перекидывался в картишки. Раздавались голоса рядом с вагоном, дверь вагонзака растянули, - привели еще одну группу пассажиров. Этих затолкали за решетку слева. Воцарилась настороженная тишина: кого привели? Сквозь решетки справа и слева люди старались рассмотреть друг друга. К конвойным присоединились еще двое, и состав-чик тронулся.
- Там кто? - крикнули суки тем, за решеткой напротив, - что-то не разобрать рожи через эти "тюлевые гардины".
- Ваших харь - тоже! - ответили сукам. - Куда вас везут? Воры есть?
- Ого-го! - Теперь сукам все понятно: "Воры есть?"... Воров им, гадам, захотелось?! Впрочем, только воры и способны были везде запросто орать о себе. Представители других мастей о своей "партийности" предпочитали громко не распространяться. Сукам смешно до колик: этим воры нужны!..
- А вы что же, воры? - проорала какая-то сука, и сострила: - Из воров в мире только вы и остались, понял! - Суки хохочут. - Остальных мы везде уже согнули в букву "Г"... и они теперь все бляди!
Тут уже и ворам ясно, какой контингент с ними едет. Конвойные располагаются поудобнее, как и полагается в театре: начинается спектакль, уж они-то знают.
- А-а! Педики! Вас в бабскую зону везут?.. - Воры кричат издевательски.
То были первые пробные аккорды, первые акты симфонии изящной словесности, в блатной интерпретации это называется: воры лаются. Термин "вор" в данном случае обобщающий, на самом деле можно сказать - "блатные".
Необычной, даже неуместной показалась вдруг наступившая в вагоне минутная тишина; как вдох, концентрация вдохновения. И вот последовал мощный аккорд - экспрессия, но еще не фортиссимо.
- Козлы! - примитивно.
- Пидарасты! - какая неграмотность!
- Чтоб тебе сосать всю жизнь шоколадную конфету...
- А тебе, сука, лизать сливочное мороженое с миндалем...
С обеих концов вагона последовали общие призывы идти туда-то, сделать то-то, почти как в центральных газетах в предпраздничные дни, типа: "Да здравствует..." или "Слава..." и другие.
- Чтоб вам вечно сбитые сливки сосать - желают одни, но без добавления: чтоб завтра больше, чем сегодня.
- А вас чтобы красной икрой рвало! - не остаются в долгу другие.
Лай блатных затянулся, потерял свежесть, стал однообразен, и конвойные начали позевы-вать. Нельзя разве как-то оживить представление?
- Эй! Ублюдки! Отбросы! Паскуды! - как все же специфичен их словарный запас и беден! - Кончайте свою блевотину, твари ползучие! Молчать всем! Конвой знает, сей речитатив только возбуждает блатных, будит в них новый всплеск эмоций, и не ошибается. Но теперь орут все - и суки, и воры, и конвойные.
Суки и воры бросаются на решетки, притворяясь, будто стремятся вырваться из клеток, конвойные посередине хохочут, крутятся, плюют в тех и других, орут им свои оскорбления, и это уже фортиссимо! Такого рева, такого визга и потока извергаемых гнусностей трудно себе представить и в аду. Вот это да! Вот это по-человечески!
- Держите меня! Зашибу!
- Убью! Зарежу! В рот тебя (жареным пончиком)... В нос!
- Я - твою мать (медом помажу)...
- А я - твою бабушку... сидром оболью.
Словно из другого мира доносится стук колес. Скиталец, дотянувшись до маленького в решетках оконца, констатирует, что снаружи - зелень лесов, даже удается различить птичек, там в природе течет какая-то жизнь, и интересно ему: сейчас здесь, в вагоне, это тоже природа? Он где-то слышал, человек - царь природы, разумное существо, мясо употребляет в вареном виде.
Тайга безбрежна. Что такое тайга? Это очень большой лес. До того большой, что можно ее рубить, жечь, а ей конца нет. И рубят. Когда же удается выбраться из бесчисленных зон в побег - жгут, двигаясь сами против ветра. Беглецы поджигают тайгу, чтобы, сгорая, она не выдавала их следов. И горит она, милая, выгорает на десятки, а то и сотни километров, сгорают заживо звери и птицы, высыхают реки - вот какой прогресс всеобщего развития человеческого рода! А все равно тайги еще много, уж очень она большая. Настолько большая, что многие сотни зон в ее дебрях, наверное, даже с самолета едва заметны.
На какой-то станции воров сняли, дальше им предстояло добраться пешаком. Что ж, устали они уже лаять, аж говорить стало невозможно, захрипели - долаялись. Дальше им идти в глубокие и дремучие болотистые леса, где расположилась их специальная воровская зона - "Девятка", причем не простая, а особорежимная: не всякий вор удостаивался сюда команди-ровки.
Кое-кто из сук эту Девятку знал, они там бывали, когда были еще честными ворами - мерзкое место, по их оценкам, не дай бог, там очутиться! Так что, туда вам и дорога - честняги.
- Чтоб вам сдохнуть, сгнить на своей Девятке! Чтоб вас сифилис сожрал!
Воры тоже рады отдохнуть от сук поганых.
- Чтоб вашу Тринадцатую зону мочой затопило!
- Гады!
- Твари!
- Чифиристы!
- Аферисты!
Конвоиры пожелали и тем, и другим поскорее оказаться в аду.
Вагоны катятся дальше, конвоиры, тоже охрипшие, принимаются за карты, суки приутихли.