Прибыв на место, осмотревшись, представители схватились за лысые головы. Они сделали открытие, опровергающее напрочь бытующее в идеологических анналах утверждение об отсутствии в государстве организованной преступности, которое считалось до сего времени исключительно веским доказательством преимущества социалистического строя. Оказывается, эта треклятая организованность у этих подлецов все же есть! Именно сам факт резни не отрицал этого, а доказывал. Схватились представители министерства за башки и зачесались: что-то надо решать. Но как? Если организованности не должно быть, но она все-таки есть? Как доложить Верховному командованию, что обнаружено то, чего нет?
Ведь порядок такой: чего быть не должно – того нет, а если они все-таки что-то там обнаружили, значит, мозги у них барахлят, и надо их выпотрошить или промыть. Лысые, наверное, потому и лысые, что понимают. Но усатые понимать не желают, они – постановляют.
Тогда представители додумались: уж коли эта организованность существует и благодаря ей началась резня, тем более необходимо ее ускорить во имя искоренения организованности, чтобы самоуничтожилась она с такой скоростью, при которой отпадет необходимость докладывать о ее существовании. Потом можно утверждать во всеуслышание: да, была, но вся вышла, потому что у нас нет того, чего быть не должно.
4
Результатом таких умозаключений ведущих мыслителей системы промывания мозгов стало то, что однажды на воровском спецу, Девятке, примерно с полсотни воров были отправлены в этап, а куда – не сказали; об этом редко говорят и к подобной невежливости здесь не привыкать. А доставили партию к воротам 13-й сучьей зоны.
Воры старались расспросить вольных бесконвойных, идущих мимо: какая зона, чья? Воровская или, не дай бог, сучья? Ничего не узнали, все как воды в рот набрали. Единственно, конвоиры намекнули, что в зоне де воры, этак по секрету намекнули, чтоб не волновались честняги. Да и то: для конвоиров уголовники всех мастей все одно – воры. Сквозь щели в заборе воры видели в зоне мелькавшие тени и стали кричать – выяснять обстановку:
– Эй! В зоне! Воры есть? – традиционный вопрос.
– Есть! – отвечали в зоне, воры даже не уловили в ответе глумливости. – Есть воры, есть!
Прибывшим этого недостаточно: надо, чтобы крикнули оттуда поименно, кто есть из известных, авторитетных воров.
– Россомаха здесь! – орали из зоны.
Конвою эти крики надоели:
– Не орите, не положено!
Как полагается, прибывших вышел приветствовать Хозяин (начальник лагеря – жарг.) со свитою: тут и кум (оперуполномоченный – жарг.), и KBЧ (начальник культурно-воспитательной части – А.Л.), и Режим (начальник по режиму – А.Л.), и Спецчасть. Как и полагается, воры должны опять вспомнить свои фамилии, даже имена-отчества, даже срок и, как полагается, надзиратели разденут их догола, заставят прыгать выше собственного члена и заглянут в «то место» в поиске премиальных. Наконец гостеприимно распахиваются ворота – пожалуйте в зону. Но почему не видно встречающих? Такой уж с давних пор обычай: когда воры в зоне знают, что этапом прибыли их однопартийцы, то все, кто в данное время присутствует, спешат к воротам встречать: вдруг знакомый приехал или товарищ по воле. Да и просто это признак воспитанности – встретить своих единомышленников, пригласить к себе в барак чифирком побаловаться. Но на этот раз что-то не видать приветливых морд, лишь издали процессию воров наблюдали серые личности, прижавшиеся к стенкам бараков.
Зато тут же объявился комендант, одарил прибывших радужным блеском золотых зубов, и вообще радость от встречи с ворами его буквально переполняла. Из каскада его приветственных речей ворам становится ясно, что воров сейчас в зоне нет – они в лесу, на пикнике, на природе, слушают пение птичек, а прибывшим сейчас первым делом надо в баню, погреться-попариться, смыть дорожную пыль, а там и хлопцы все соберутся. И приглашает он воров следовать за ним.
Воры зашагали за золотозубым комендантом по деревянному настилу лагерных тротуаров в сторону бани, расположенной, как почти во всех зонах без исключения, в одном из углов территории недалеко от вышки.
Воры во главе с комендантом подошли к бане, но дверь в нее оказалась запертой. Комендант постучал кулаком по двери, открывать ее никто не спешил. Выругавшись, комендант отправился искать банщика – так он сказал ворам, которые расселись и закурили, одни на траве, где она была, другие – на корточках. Оживленность сменилась настороженностью. Из всех прибывших воров заметно выделялись двое: Кнур – авторитетный вор сорока лет солидной комплекции, славившийся своей свирепостью и физической силой; второму и двадцати, наверное, не было, воры обращались к нему ласково: «пацан». Остальные воры – середняк. Клички здесь были и известные в воровской среде, и не очень.
Еще невидимые ворами у бани, закрытые их взору бараком, уже подходили толпою суки. Их насчитывалось более ста человек, в руках у кого что: ломы, палки, колуны, швабры, пики (ножи), кирки, цепи, лопаты. Среди сук тоже выделялись центровые во главе с Россомахой, высоким, кряжистым мужиком – на плоском лице безжалостные глаза убийцы. Были и здесь разные клички, смешные и хищные; вместе с суками шли и мужики – их амбалы и придурки, которым суки велели идти к бане в качестве толпы, чтобы внушить ворам ложное представление о численности сук. Но и без них сук было вдвое больше воров, даже втрое. Толпа шагала тяжелой поступью, старались не шуметь; шли молча, во взглядах злорадство, зубы хищно обнажены, дыхание затаенное – идут убивать.
Но не физическая смерть воров важна для сук – им важнее моральное их падение, духовное поражение; сукам необходимо «согнуть» воров, заставить отказаться от воровского закона; сукам выгоднее, если воры предадут свой закон так же, как сделали они сами, и станут тогда с ними, с суками, на одном уровне. И вот они идут, достопримечательные суки, на убийства тела и духа, ибо, если кто из воров не захочет согнуться – тому смерть. Сукам уже нечего терять, они уже не могут кичиться воровской честью. У воров же что-то еще осталось, и это необходимо у них отнять – таков сучий закон.
5
Когда толпа сук окружила воров, открылась изнутри и дверь бани, из нее выходили тоже вооруженные суки. Воры застыли потрясенные, понимая, что попали в ловушку. В зоне – суки!
Суки окружили их плотно со всех сторон, воцарилось молчание. Воры понимали ситуацию: предстоит испытание на прочность – станут гнуть.
– Кнур! – крикнул, наконец, Россомаха главному здесь из воров. – Тебе конец пришел. Или пойдем перекинемся в терса (карточная игра – жарг.)? Почифирим, а?
Это было предложение отказаться от прежней жизни. Кнур стоял, сопел, озирался вокруг, как затравленный кабан. Он был не из робкого десятка, прикидывал, может удастся выпрыгнуть через проволочное заграждение на запретную полосу у забора, там с вышки его положат, он будет лежать, пока не выведут, но… для этого надо пробиться через кольцо сук. Остальные воры сгруппировались вокруг Кнура. Пацан держался рядом со своим лагерным другом по кличке Щербатый – не тот, который Ташкентский, а Читинский. Щербатых вообще-то много. Щербатый и Пацан вместе жрали.
– Нет, Россомаха, – Кнур его знал, Россомаха ведь когда-то был вором, хорошим вором, – наши дороги не сойдутся, канай сам с этой своей блядской компанией. – Кнур проговорил это глухим голосом, спокойно, а суки продолжали молчать, лишь всматривались в своих врагов. Они наслаждались этим мгновением ясного понимания предстоящего безнаказанного кровопролития, выбирали жертв, не боялись ничего: ведь воров, прежде чем впустить в зону, тщательно обыскивали, так что Суки знали – воры безоружные. Обычно, будучи изолированы друг от друга заборами, решетками, они затевали лай. Теперь же никому и в голову не приходило начать лаяться, теперь другое…