Для начальника КВЧ в библиотечном шкафу хранились постельные принадлежности: матрац, подушка, одеяло, простыни, свернутые в тюк.
Вальдемор прикинул, что капитан, похоже, опять поцапался с Читой, то есть с женой. Те зеки, которым посчастливилось в доме Белокуровых – сразу за лагерным забором, – выполнять ее поручения, называли ее Читой из-за ее малого роста, вульгарных черт лица, оттопыривающихся ушей, не помещавшихся под жидкими волосами, а также вытянутых трубочкой губ и «висячего» вертлявого зада. Зеки с удовольствием рассказывали подробности из жизни капитана Белокурова, на чьих плечах лежала солидная доля ответственности по задаче очищения мозгов населения страны, рассказывали, изображая гримасы Читы и ее немного визгливый голос. Впрочем, ее голос знали в зоне многие и из тех, кто и близко ее никогда не видел.
Что касается прямых обязанностей капитана Белокурова, то его жена занималась ими больше, чем ее идеологически подкованный супруг: она воспитывала своих верноподданных, которых ей отбирал другой капитан, тоже Бело… но не Белокуров, а Белоусов. Он являлся начальником спецчасти и отбирал для Читы и своей Фаины этих олухов, мужиков по признакам судимостей, избегая брать осужденных за изнасилование. Зря опасался: Фаина была даже страшнее Читы. Воспитывали граждан Союза жены всех офицеров Девятки, и даже чопорная супруга самого Бугая, воспитывали в своих хозяйствах, где перевоспитуемые пилили-кололи дрова, перекапывали огороды, чинили заборы, красили, таскали воду, выполняли другую работу, но – к счастью! – не стирали белья… к счастью для некоторой части населения зоны.
Необходимо отметить: такая «воспитательная» работа офицерских жен не шла на пользу самим мужьям: никто из начальства не мог, кроме разве что Бугая, похвастать здоровьем, физической развитостью, особенно начальник КВЧ. Почему-то часто отсутствие физических нагрузок в первую очередь накладывает отпечаток на лицо и задницу человека. А как полезно зимою, раздевшись до пояса, махать колуном на свежем воздухе! А весною на огороде загорать! Ан нет, мужья не желали ни махать, ни загорать, в результате – и дряблость, и бледность, и прыщи…
Вальдемар догадался, почему Белокуров решил переночевать в зоне: рассказывали, что намедни опять обтрухали Читу. Белокуров решил отомстить своим анонимным соперникам, незаметно застукав их на чердаке 12-го барака. Именно на этом чердаке это безобразие и вытворяли, поскольку с него хорошо просматривались дома вохровских работников, причем именно дома двух капитанов «беляков», как их прозвали (Белокуров и Белоусов). Поскольку Чита и Фаина свои трусики простирывали сами, они обычно устраивались со стиркой прямо рядом с крыльцом как летом, так и зимою. А их хозяйства были так построены, что крылечки располагались на виду у всей зоны. Они сначала не подозревали даже, что стирали на виду у мужчин, специально взбиравшихся на чердак взирать на их аппетитные зады.
Сперва эта визуальная любовь осуществлялась через небольшие видоискатели – дырочки от сучков в досках торцовой части барака, выходящей как раз к домам Читы и Фаины. Однако дырочки не позволяли охватить взглядом все обожаемые пропорции. Тогда люди натаскали кирпичи, чтобы достать до пролома в одной из досок, – положение улучшилось. Но слишком много оказалось желающих предаваться любви, уже все дырки захватили, образовались очереди. Натаскали кирпичи, построили мостки, чтобы достать до других дыр, и дрочили, как рыбаки с удочками на реке, – каждый на своем помосте. Наконец, кто-то в порыве необузданной страсти отодрал целую доску: красота! Совсем другое дело! Спустя три дня уже не осталось ни одной доски… Видимость первоклассная!
Но теперь и возлюбленные прачки приобрели возможность лицезреть своих любовников и радоваться вожделениям, вызванным ихними тендерями. Конечно, растерялись бедные, и понять это можно: когда в пятнадцати метрах от тебя на чердачной возвышенности стоит ряд мужиков, пожирающих глазами, с высунутыми от страсти языками – слюни капают – и манипулируют совершенно открыто инструментами разной величины – даже профессиональные проститутки способны впасть в шоковое состояние от такого открытия. К тому же Чита с Фаинитой сами от этого никакого удовольствия не получали, так что никакая это не любовь, а натуральное изнасилование.
Чита и Фаинита с плачем помчались в штаб жаловаться законным мужьям, и те, гонимые ревностью, ринулись в зону. Но, увы, к их приходу на чердаке 12-го барака не оказалось ни одного сексуального гангстера. Сколько бы их не ловили – безрезультатно. Оттого, наверное, что при их появлении какая-то ворона на крыльце барака напротив вахты сразу же начинала каркать: «Атас!» Означало это: закрыть бардак! Столь же бесполезно было заколачивать чердак досками…
– Обладать предметом можно и не будучи его владельцем, – заметил Вальдемор в беседе с Боксером по этому поводу, – зачем тратить энергию на приобретение… Другие бесплатно пользуют, даже близко не подходя.
Утром рано капитан свернул свою постель и пропал (спал он на столе в «читальном зале»). Вальдемор отправился в санчасть к Боксеру: от санчасти 12-й барак хорошо наблюдался – это же цирк бесплатный, когда Белокуров ловит там любовников своей жены.
Как раз пробили подъем. Одновременно Ухтомский, тот что говорил по-русски с французским прононсом, завел в зону прибывший этап и повел к бане. Прибывшие зеки буквально наступали на пятки Белокурову, и тот понял: раз пришел этап, на чердак никто не полезет. Черт с ними! Он оставил мысль сейчас тут караулить. Ему не нравились этапы: опять надо с кем-то беседовать, проводить работу, как будто не все равно, кто валит лес – мозглые или безмозглые.
Белокуров не интересовался этапами, пусть ими занимаются те, кому положено. Миновав кухню, как и Вальдемор, он приостановился наблюдать помойку: здесь у крыс как раз в разгаре «разборка». Вцепившись во что-то, они рвали и кричали, отгоняли одна другую, на Белокурова даже не реагировали. А еще говорят, что крысы умные, подумалось Белокурову, почему бы им не поделиться, чтобы досталось всем поровну?
Узнав, что цирк отменен ввиду прибытия этапа, пришли в баню и Вальдемор с Боксером. Сюда же пришли воры с амбалами, среди последних выделялся огромный субъект с лицом в шрамах – видный амбал, знающий себе цену среди себе подобных. Звали его Треской.
Прибывшие и местные воры радостно обнимались. Никого из воров, с ним приехавших, Враль не знал, но здешние воры узнавали знакомых. Треска, скривив рожу в ухмылке, фамильярно хлопнул Враля по заднице и в тот же миг растянулся в нокауте на полу – присутствующие не успели даже понять происходящее. Воры одобрительно захохотали: хороший бокс, приятно посмотреть. У доктора же – Боксера тоже дух захватило.
– Вот здорово! – воскликнул он. – Ты боксер, парень.
– Лошадь я, – ответил Враль не в струю. Потом объяснил: как-то его с побега гнали по жаре, били прикладами винтовок, где-то поили прямо с ведра, как лошадь.
– Какая категория? – спросил Боксер.
– Первая.
– Пойдешь шнырем в 37-ю? – спросил Николай Дурак, комендант.
Дурак уловил в настроении воров симпатию к молодому человеку. Еще бы – так шандарахнуть Треску!..
– А как насчет бегать? – тут же поинтересовался Боксер.
– От кого? – не понял Враль.
– От Трески, – засмеялись воры, посматривая на сидевшего на полу рохлю.
– Просто так… бегать по утрам, – объяснил Боксер: ведь Алик Саркисов был когда-то настоящим боксером и в душе остался им. – Мне нужен партнер – спарринг-тренер, понимаешь?
По правде говоря, Враль не понимал, что это такое – спарринг-тренер… Огромный черноголовый, черноглазый молодой человек в белом халате смотрел на него серьезно, даже просительно, похоже не разыгрывал. Густые брови, приятное лицо… Не мог же знать Враль, что это бывший боксер-тяжеловес, бывал даже чемпионом. Он велел Вралю раздеться, пощупал мускулы и высказал мнение, что тот мог бы добиться успеха в среднем весе.