От портного Мор вышел через пять минут, облаченный в коричневую хламиду неопределенного кроя и назначения, не востребованную заказчиком по вполне понятным причинам и взятую на вырост, исходя из предположения, что он вырастет слоном о девятнадцати ногах.
Лезек критически оглядел сына.
– Недурно, – заключил он, – для своих денег.
– У меня все зудит, – пожаловался Мор. – Кажется, я тут внутри не один.
– Тысячи парней сказали бы спасибо за такой ладный, теплый… – Лезек помедлил и сдался, – костюмчик, юноша.
– Так, может, поделимся с ними? – с надеждой спросил Мор.
– Ты должен прилично выглядеть, – сурово оборвал его Лезек. – Чтобы производить впечатление и выделяться среди прочих.
И действительно. Он выделялся. Протискиваясь сквозь запрудившие площадь толпы покупателей, Мор с отцом погрузились каждый в свои мысли. Обычно Мор только радовался вылазкам в город с его космополитичной атмосферой и причудливыми говорами гостей из далеких – миль пять, а то и десять – деревень, но на сей раз его охватило неприятное, тревожное чувство, будто он вспомнил то, чего еще не случилось.
На ярмарке, насколько можно было судить, установился такой порядок: в центре площади выстроились кривыми шеренгами работяги. У многих на шляпах красовались небольшие символы профессий и ремесел: пастухи цепляли себе клок шерсти, извозчики – моток конского волоса, мастера по ремонту – полоску симпатичной мешковины для обивки стен, и все в таком духе.
Юноши, метившие в подмастерья, сгрудились с пупстороннего края площади.
– Ступай вон туда и жди, когда кто-нибудь подойдет и предложит взять тебя на обучение, – неуверенно промямлил Лезек. – Если ему твой вид понравится.
– Это как? – поинтересовался Мор.
– Ну… – начал Лезек и осекся. На этот счет Хэмеш никаких разъяснений не давал. Пришлось обратиться к собственным скудным познаниям в торговле, которые ограничивались продажей скота: – Наверное, он зубы тебе пересчитает, то-се. Убедится, что ты не сопишь, что ноги целы. Я бы на твоем месте не стал говорить, что ты грамотный – это людей пугает.
– А потом что? – допытывался Мор.
– Потом начнешь осваивать ремесло, – объяснил Лезек.
– Какое именно?
– Ну не знаю… на плотника выучишься, – наобум предположил отец, – это дело хорошее.
Или на вора. Кто-то ведь и по этой части должен идти.
Мор потупился. Он, когда не отвлекался, был примерным сыном, и если родители постановили отдать его в ученики, значит, учиться нужно на совесть. Однако плотницкое ремесло его не прельщало – дерево славилось своим упрямством и склонностью трескаться. Что же до воровства, то в Овцепиках официально зарегистрированные воры были наперечет – люди просто не могли позволить себе их содержать.
– Ладно, – сказал он наконец, – пойду попробую. А если меня не возьмут в подмастерья, что тогда?
Лезек почесал в затылке.
– Тогда не знаю. Видимо, ждать до закрытия ярмарки. До полуночи. Наверное.
Близилась полночь.
Мостовая начала покрываться легкой изморозью. На вершине часовой башни, украшавшей городскую площадь, под циферблатом распахнулись два окошка, откуда выскочили изящно сработанные механические фигурки и пробили четверть часа.
Без четверти полночь. Мор весь съежился, но в нем полыхало алое пламя стыда и упрямства, обжигая сильнее, чем спуск в Преисподнюю. От нечего делать он подул на пальцы, а потом задрал голову к морозному небу, лишь бы не встречаться глазами с немногочисленными людьми, бродившими среди того, что осталось от ярмарки.
Большинство торговцев, убрав с прилавков свой товар, давно разошлись по домам. Даже продавец горячих пирожков с мясом перестал их расхваливать и теперь, рискуя здоровьем, доедал.
Несколько часов назад пристроился к месту и последний из претендентов на ученичество. Это был сутулый, хлюпающий носом косоглазый парнишка, и единственный на все Овцекряжье профессиональный попрошайка провозгласил его идеальной кандидатурой. Парня, стоявшего по другую руку от Мора, забрал к себе в мастерскую игрушечник. Один за другим уходили будущие каменщики, кузнецы, наемные убийцы, галантерейщики, бондари, наперсточники и пахари. Через несколько минут настанет новый год, и сотни мальчишек с надеждой окунутся в свои профессии, в новую жизнь, полную достойного служения обществу.
Мор печально размышлял, почему никто не выбрал его самого. Он так старался выглядеть солидно и смотрел потенциальным наставникам прямо в глаза, дабы впечатлить их своим превосходным характером и весьма симпатичными чертами. Но эффект это, похоже, возымело прямо противоположный.