Смерть дружески потрепал его по плечу и повернулся к Мору:
– КАКОЕ-НИБУДЬ ИМУЩЕСТВО ПРИ СЕБЕ ЕСТЬ, ЮНОША?
– А как же, – ответил Мор и сразу спохватился: – Только мы его забыли в одежной лавке. Пап, мой узелок в лавке остался!
– Она уж закрылась, – напомнил Лезек. – А на Страшдество лавки не открываются. Придется ждать до послезавтра… Ну, то есть теперь уже до завтра.
– ЭТО МЕЛОЧИ. НАМ ПОРА УХОДИТЬ. НЕ СОМНЕВАЮСЬ, ЧТО СКОРО ДЕЛА ВНОВЬ ЗАНЕСУТ МЕНЯ В ЭТИ КРАЯ.
– Надеюсь, вы скоро сможете заехать и повидать нас, – сказал Лезек. Похоже, у него путались мысли.
– Не уверен, что это хорошая идея, – заметил Мор.
– Ну, прощай, парень, – сказал Лезек. – Делай все, что тебе скажут, ты понял? И… простите, сэр, а есть ли у вас сын?
Вопрос застал Смерть врасплох.
– НЕТ, СЫНОВЕЙ У МЕНЯ НЕТ.
– С вашего позволения, я переговорю напоследок с моим мальчиком.
– А Я ПОКА ПРОВЕРЮ, КАК ТАМ МОЙ ЖЕРЕБЕЦ, – сказал Смерть с чем-то большим, чем обычная деликатность.
Приобняв Мора за плечи, что далось ему с трудом – Мор очень вытянулся, – Лезек повел сына через площадь.
– Ты ведь знаешь, Мор, что это дядя Хэмеш рассказал мне, что можно отдать тебя в подмастерья? – прошептал он.
– И что?
– Так вот, он мне еще кое-что сказал, – поделился старик. – Он сказал, что подмастерье, бывает, наследует дело своего учителя. Что думаешь?
– Гм. Даже и не знаю, – признался Мор.
– А подумать стоит, – не унимался Лезек.
– Я думаю, папа.
– Хэмеш говорил, что многие парни так начинают. Показывают свою расторопность, заслуживают уважение учителя, а если в доме есть дочери… господин… как там его… господин не упоминал, есть ли у него дочери?
– Какой еще господин? – спросил Мор.
– Господин… наставник твой.
– А. Нет. Нет, не думаю, что есть, – ответил Мор. – Он, кажется, не из тех, кто женится.
– Не один сообразительный юноша обязан успехом своевременному бракосочетанию, – наставлял Лезек.
– Надо же.
– Мор, ты как будто не слушаешь.
– А? Что?
Лезек остановился на обледенелых булыжниках и развернул сына к себе лицом.
– Так дело не пойдет, – сказал он. – Ты не понимаешь, что ли, парень? Если будешь все пропускать мимо ушей, ничего из тебя путного не выйдет. Это я тебе как отец говорю.
Мор смотрел на него сверху вниз. Ему хотелось сказать многое: хотелось объяснить, как сильно он любит отца и как за него беспокоится; хотелось спросить, что, по мнению Лезека, тот только что видел и слышал. Хотелось рассказать, что он чувствует себя так, словно наступил на кротовину, а та оказалась вулканом. Хотелось узнать, что значит слово «бракосочетание».
Но вслух он произнес совсем другое:
– Ага. Спасибо. Мне, наверное, пора. Я попробую написать вам письмо.
– Найдется, наверное, какой-нибудь путник, который сможет нам его прочитать, – сказал Лезек. – Прощай, Мор. – Он высморкался.
– Прощай, пап. Я вернусь навестить вас, – сказал Мор. Смерть тактично откашлялся, но прозвучало это словно треск надломившихся перекрытий, вконец изъеденных жуком-точильщиком.
– НАМ ПОРА. ЗАПРЫГИВАЙ, МОР.
Пока Мор пытался устроиться на спине жеребца позади расшитого серебром седла, Смерть, склонившись, пожал руку Лезеку.
– БЛАГОДАРЮ.
– В душе-то он парень неплохой, – бормотал Лезек. – В облаках витает, не без этого. Ну, все мы когда-то были молоды.
Эти слова заставили Смерть задуматься.
– НЕТ, – сказал он. – НЕ ВСЕ.
Смерть подобрал поводья и повернул коня в сторону Краевого тракта. Сидевший позади черной фигуры Мор отчаянно помахал отцу.
Лезек помахал в ответ. А потом, когда жеребец и двое его наездников скрылись из виду, он опустил руку и посмотрел на ладонь. Рукопожатие… странное оно было. Но почему – этого Лезек припомнить уже не мог.
Мор прислушивался к клацанью копыт по мостовой. Позже, с выездом на утрамбованную дорогу, оно сменилось глухим перестуком, а потом наступила тишина.
Опустив глаза, Мор увидел раскинувшийся далеко внизу пейзаж; ночная тьма была инкрустирована лунным серебром. Если бы он свалился, то ударился бы только о воздух.
Мор что было мочи вцепился в седло.
Тут Смерть спросил:
– ЕСТЬ ХОЧЕШЬ, ЮНОША?
– Очень, сэр. – Мозг к этим словам не имел никакого отношения, они поднялись прямо из желудка.
Смерть кивнул и придержал коня. Под остановившимся в воздухе жеребцом мерцала грандиозная круговая панорама Диска. Города внизу светились оранжевым заревом, а теплые моря в Краевых землях излучали едва уловимое сияние. Скопившийся за день в глубоких лощинах свет Диска, медленный и тяжеловатый[1], испарялся серебристым туманом.
1
Обогнать свет Плоского мира, в отличие от света обычного ленивый и смирный, может почти все что угодно. Обычный же свет способна обогнать только монархия – к такому заключению пришел философ Лай Тин Видль. Рассуждал он так: поскольку в течение одного периода времени более одного короля править не может, а традиция требует, чтобы между королями не было никаких промежутков, следовательно, когда король умирает, его преемник наследует престол мгновенно. По-видимому, говорил он, имеют место быть некие элементарные частицы – королионы или, возможно, королевоны, – которые выполняют эту функцию, но цепочка наследования, само собой, может прерваться, если в процессе полета эти частицы сталкиваются с античастицей, то есть республиконом. Честолюбивый план применить это открытие для передачи сообщений, аккуратно пытая с целью модуляции сигнала какого-нибудь мелкого королька, так и не был обнародован полностью, потому что в этот момент бар закрылся.