Пионеры!
Прямо по мостовой, отливая бронзою шей,
В трусиках синих — ватага голышей!
А рядом, на краю панели,
Где сгрудилась на момент человечья случайная каша,
Остановился прохожий Нэп,
Весь — ужас, тоска и одышка;
Справа — папаша, слева — мамаша,
А посередине — сынишка.
Папе не нравится, мама кипятится:
«Как же это — в столице, среди бела дня —
Толпа голышей? И что за зверские лица?
И что бы сказала на все заграница?
Федя, не ерзай, держись за меня!»
Покамест, оглохши от детского гама,
Папаша с мамашей прятали «Ах», —
Под солнцем полудня надвинулась драма:
Мальчика в трусиках увидел мальчик в штанах.
Среди прочего голоштанного народа
Товарищ Петька, папиросник в отставке,
А ныне пионер шестого взвода!
Голова — вихрастая редька,
Глазишки сверкают лучисто...
Узнал, кивнул, улыбнулся:
«Катись к нам, Федька!»
И на месте Федькином чисто.
Как ни искали папа и мама,
Не нашли белоштанного Феди —
Исчез, смылся, превратился в прах...
Но шагали вместе, под гром оглушительной меди,
Мальчик в трусиках и мальчик в штанах!..
Александр Флит
«Смехач», № 20, 1924
Дедушка и внучек
— Дедушка, а дедушка!
— Слышу, детка, чего тебе?
— В твоем шкафу старую газету нашел, стал читать. Да не все понял.
— Например?
— А что это, дедушка, «нэпачи» — дикие? Людоеды?
— Вроде... из рабочего человека соки вытягивали.
— Где же была милиция? И как они нападали? Шайками? Они, наверное, были татуированы, с кольцами в ноздрях и перьями в волосах, как на картинках? Дедушка, чего ты смеешься?
— Да милиция смотрела, все кому следовало смотрели, высылали их подальше...
— На их родину? В дикие места? В прерии?
— Да, да... были они круглые, жирные, в кольцах на всех пальцах... Да, шайка была большая.
— А перья на голове были?
— У женщин на шляпах.
— Страусовые?
— И страусовые.
— Дедушка, а почему они любят танцы «шимми» и «фокс-трот»? Это танцы диких, да? Дедушка, а что это такое «буржуазная сволочь»?
— Это вымершая порода людей. Разве только в самых диких уголках, в непроходимых лесах и болотах встречаются отдельные экземпляры. В этнографическом музее можешь увидеть мумию этой сволочи...
— Дедушка, она не может ожить?
— Нет, детка, она засохла. Да пусть оживет: теперь она не страшна.
— А что такое «сокращение штатов»? Это в Америке? Дедуся... деду... задремал! Дедушка-а!
— Что?! А?!
— Задремал ты, а я тебя за колено тронул.
— Спасибо, внучек, что разбудил: снилась всякая дрянь. Романовы, Распутин, Ллойд Джордж, Пуанкаре, Керенский...
— Дедушка, а что это такое?
— Завтра, внучек. Завтра, сейчас спать пора.
Исидор Гуревич
Сын Ротшильда (Провинциальная трагедия)
Папаша Эпштейна — кустарь-одиночка.
Имел часовой магазин.
Был скромен, был ласков, был беден и — точка.
Семейство Эпштейна — жена, сын и дочка. Имущество — пара перин.
По улицам стыли зеленые лужи. Тащились унылые дни. Мамаша заботливо стряпала ужин. Папаша за стойкой сморкался, простужен,
Вдыхая букеты стряпни. Иосиф Эпштейн, сын Эпштейна Арона,
Курчавый, в веснушках, семнадцати лет,
Решил, что довольно будильников звонаnbsp;—
Настроившись в общем весьма непреклонно,
В столицу взял в «жестком» билет. Рыдали: папаша, мамаша и дочка,
Слезой поливали дощатый перрон.
— Не бойся, Иосиф: «кустарь-одиночка»
Для вузной анкеты — похвальная строчка
И лучше, чем, скажем... барон!..
Бом! Бомм!! — Хорошо ли ты спрятал десятки?
— Фуфайку, фуфайку в дороге надень!
Поплыли: платформа, папаша «в крылатке»,
Газетный киоск, две цветочные грядки
И новый, пленительный день.
Сентябрь золотистый глядел в спину лету,
Прохладные утра льнули к зиме.
Иосиф заполнил со вздохом анкету,
И, щурясь навстречу осеннему свету,
По вузовским плитам шагал в полутьме.
Глупость ли? Случай?.. Но жертвою строчки
Пал юный Эпштейн, нерасцветший талант.
Не всякого мама рожает в сорочке:
В графе «род занятий» на хитром листочкеnbsp;—
Забыв благодать «кустаря-одиночки»,
Махнул... «часовой фабрикант»!
Ужели же правда? И нет ли описки??
Ведь сердце вступило с надеждой в союз!
Сказал председатель: «Забыли о чистке?
Если включать нам заводчиков в списки, сам Ротшильд попросится в Вуз!..
Рыдали: папаша, мамаша и дочка,
Слезой поливали дощатый перрон.
Ты плачешь, Иосиф: «кустарь-одиночка»
Для вузной анкеты — похвальная строчка.
И лучше, чем, скажем... барон!...
Александр Флит