Александр Флит
«Смехач», № 20, 1924
Дедушка и внучек
- Дедушка, а дедушка!
- Слышу, детка, чего тебе?
- В твоем шкафу старую газету нашел, стал читать. Да не все понял.
- Например?
- А что это, дедушка, «нэпачи» - дикие? Людоеды?
- Вроде… из рабочего человека соки вытягивали.
- Где же была милиция? И как они нападали? Шайками? Они, наверное, были татуированы, с кольцами в ноздрях и перьями в волосах, как на картинках? Дедушка, чего ты смеешься?
- Да милиция смотрела, все кому следовало смотрели, высылали их подальше…
- На их родину? В дикие места? В прерии?
- Да, да… были они круглые, жирные, в кольцах на всех пальцах… Да, шайка была большая.
- А перья на голове были?
- У женщин на шляпах.
- Страусовые?
- И страусовые.
- Дедушка, а почему они любят танцы «шимми» и «фокс-трот»? Это танцы диких, да? Дедушка, а что это такое «буржуазная сволочь»?
- Это вымершая порода людей. Разве только в самых диких уголках, в непроходимых лесах и болотах встречаются отдельные экземпляры. В этнографическом музее можешь увидеть мумию этой сволочи…
- Дедушка, она не может ожить?
- Нет, детка, она засохла. Да пусть оживет: теперь она не страшна.
- А что такое «сокращение штатов»? Это в Америке? Дедуся… деду… задремал! Дедушка-а!
- Что?! А?!
- Задремал ты, а я тебя за колено тронул.
- Спасибо, внучек, что разбудил: снилась всякая дрянь. Романовы, Распутин, Ллойд Джордж, Пуанкаре, Керенский…
- Дедушка, а что это такое?
- Завтра, внучек. Завтра, сейчас спать пора.
Исидор Гуревич
Сын Ротшильда (Провинциальная трагедия)
Папаша Эпштейна - кустарь-одиночка.
Имел часовой магазин.
Был скромен, был ласков, был беден и - точка.
Семейство Эпштейна - жена, сын и дочка. Имущество - пара перин.
По улицам стыли зеленые лужи. Тащились унылые дни.
Мамаша заботливо стряпала ужин. Папаша за стойкой сморкался, простужен,
Вдыхая букеты стряпни.
Иосиф Эпштейн, сын Эпштейна Арона,
Курчавый, в веснушках, семнадцати лет,
Решил, что довольно будильников звона;
Настроившись в общем весьма непреклонно,
В столицу взял в «жестком» билет.
Рыдали: папаша, мамаша и дочка,
Слезой поливали дощатый перрон.
- Не бойся, Иосиф: «кустарь-одиночка»
Для вузной анкеты - похвальная строчка
И лучше, чем, скажем… барон!…
Бом! Бомм!! - Хорошо ли ты спрятал десятки?
- Фуфайку, фуфайку в дороге надень!
Поплыли: платформа, папаша «в крылатке»,
Газетный киоск, две цветочные грядки
И новый, пленительный день.
Сентябрь золотистый глядел в спину лету,
Прохладные утра льнули к зиме.
Иосиф заполнил со вздохом анкету,
И, щурясь навстречу осеннему свету,
По вузовским плитам шагал в полутьме.
Глупость ли? Случай?… Но жертвою строчки
Пал юный Эпштейн, нерасцветший талант.
Не всякого мама рожает в сорочке:
В графе «род занятий» на хитром листочке;
Забыв благодать «кустаря-одиночки»,
Махнул… «часовой фабрикант»!
Ужели же правда? И нет ли описки??
Ведь сердце вступило с надеждой в союз!
Сказал председатель: «Забыли о чистке?
Если включать нам заводчиков в списки, сам Ротшильд попросится в Вуз!…
Рыдали: папаша, мамаша и дочка,
Слезой поливали дощатый перрон.
Ты плачешь, Иосиф: «кустарь-одиночка»
Для вузной анкеты - похвальная строчка.
И лучше, чем, скажем… барон!…