Дюран грустно покачал головой.
Вразумить можно, но вразумить можно только любовью. Но как вразумить отвергающего твою любовь? Недавно он случайно поймал взгляд мальчишки. В нём была едва нескрываемая ненависть. Лоран тут же отвёл глаза. Но почему, Господи? Дюран знал меру любви. Мера любви - это любовь без меры. У него не было ничего своего, кроме этих, вверенных ему душ, и он отдавал им всю безмерную любовь своей души, которая преображала и возвышала эти детские души. Но почему этот отрок неизменно отторгал его? Что может заставить человека отвергать твою любовь? Вопрос был далеко не риторическим, и Дюран знал ответ на него. Но боялся даже проговорить. Любовь может отторгнуть только самое порочное сердце, страшащееся таящегося в любви откровения. Только зло не может и никогда не захочет быть откровенным, только зло не умеет любить.
Собственное бессилие было осознано Дюраном c лихвой. Но как могло случиться, что плесень зла так глубоко внедрилась в душу ещё почти ребенка, не знавшего жизни, не ведавшего скорбей? Где истоки этого зла и в чём причины? Дюран знал теперь судьбу Лорана де Венсана почти от рождения. Мальчик, как Потье и Дюпон, почти не помнил матери. Жил с отцом. В детстве, насколько свидетельствовали бумаги и метрики в ректорате, ничем не болел. Не было сведений о каких-то роковых обстоятельствах бытия, кроме пометки на полях, вписанной рукой Жасинта де Кандаля, что семья почти разорена. Отец Жан Петивьер, на просьбу рассказать о своём бывшем питомце, пожал плечами. Неприметный, тихий, не любящий привлекать внимание. Воспитатель вспомнил о какой-то скандальной истории вокруг отца Лорана, видимо, мальчонка рос под влиянием не больно-то нравственного человека. Но конкретных обстоятельств дела отец Жан не знал.
Впрочем, а надо ли искать эти обстоятельства? Дюран слышал от своих учителей о подобном. Гинацци говорил, что похожие юные существа, словно порождения бездны, появлялись порой в самых благонравных семьях, окруженные самой горячей любовью. И никогда ничего не помогало и не спасало - рано или поздно потенциал зла проступал.
Дюран предпочел бы любую реакцию мальчишки - пароксизм слезливости, истерику, нервный срыв, проявление ревности, гнева, недоверия... Он бы справился. Ревность утишаема верностью. Гнев преодолим кротостью. Недоверие побеждается любовью. Но эта порой проглядываемая и тщательно скрываемая ненависть - страшная антитеза любви - была необорима.
Но ведь и сам Даниэль порой ловил себя на странном отторжении от этого сероглазого мальчонки! Что-то и в нём самом не давало ему приблизиться, попытаться сломить неприязнь и ненависть де Венсана, мешало любым попыткам сближения. Понимание безнадежности? Неприязнь? Дюран снова тяжело вздохнул, но всё равно решил попытаться.
Как всегда, в субботний вечер учитель повёл своих подопечных в натопленную отцом Симоном баню. Заботливо тёр спину малышу Эмилю, который хвастался своими мускулами перед Дофином и Гамлетом, при этом сам Дюран не мог не отметить, как, в самом деле, возмужали за последние полгода его питомцы. Да, растут мальчики. Ещё недавно угрюмый, долговязый отрок, прячущий глаза, что-то бубнящий себе под нос неприятным голосом, Дамьен сформировался в атлетически сложенного мужчину, спокойного и уверенного в себе. Дюпон был равен ему сложением, Дофин и Потье тоже сильно вытянулись, строение их тел говорило не о силе, но об изяществе, теперь на них походил и Эмиль, бывший всего на дюйм ниже Дофина. Странно, что державшийся особняком Лоран казался ниже Эмиля, был странно щуплым, точно больным. Боясь ранить самолюбие подростка, Дюран постарался не заметить этого и обратился к ученикам:
- Я хотел бы поговорить со всеми вами о вас, ибо вижу, сколь вы возмужали. Сам я в своё время пережил то же самое и хорошо помню, что не совсем понимал тогда, что со мною происходит. Каждого из вас сейчас охватывают неведомые вам прежде желания; меняются голоса, в голову приходят странные помыслы, связанные с дурным и нечистым. Вам снятся сны, о которых вы никогда не могли бы никому рассказать. Многие посягают на собственное тело, услаждаясь греховными осязаниями. Всё это означает, что ваша плоть возмужала и ныне старается пересилить и подчинить себе высшее начало вашей личности, ваш дух. К тому же дьявол стал нападать на каждого из вас сильнее: многие стали реже исповедоваться, больше скрывать. Это искушение. И враг нашего спасения не оставит вас в покое, будет дразнить и мучить воображение.
Чего он хочет от вас? Сделать вас плотскими, ищущими лишь удовлетворения пожеланий тела. Он хочет превратить вас в животных. Не позволяйте ему этого. Каждый из вас - высшее творение Божие, каждый имеет свою особую миссию на земле. Не только загробная участь, но и ваша будущая земная жизнь во многом будет зависеть от того, что вы выберете сейчас: пойдете ли на поводу желаний плоти или подчините их высшему в себе. Тело - храм Духа Святого, то есть жилище Бога. И осквернить его нечистым действием, словом или мыслью - значит осквернить дом Божий. Мрачность, упрямство, раздражительность, срывы и досада, - Дюран бросил ласковый взгляд на Гастона, - проявляющиеся по временам в каждом из вас - это следствие той внутренней борьбы, которую вы ведёте. Я понимаю вас, верю в вас и молюсь за каждого из вас.
Отроки выслушали наставление спокойно, но тут Эмиль мрачно пожаловался, что отец Теофиль грозит выгнать его из хора, говоря, что ему осточертели эти проблемы возмужания. Как будто он, Эмиль, виноват, что не может теперь взять альтовые! Новое звучание голоса де Галлена было приятным и мягким, но было также очевидно, что альтовые партии ему уже не петь никогда.Чтобы утешить его, отец Дюран, нежно потрепав его по мокрой макушке, отметил, что зато он вырос с сентября на три дюйма, и выглядит просто красавцем. Гастон и Дофин улыбнулись, Дюпон сказал, то так оно и есть, Дамьен утвердительно кивнул. Лишь мельком заметил тогда отец Дюран на лице Лорана де Венсана выражение плохо скрытой злости. Отец Даниэль проводил своих питомцев в спальню, проследил, чтобы все легли, откликнулся на просьбу Гаттино рассказать им, на сон грядущим, интересную и поучительную историю. Покидая спальню, проследил, чтобы все были укрыты.
Этот день - последний день первой декады декабря был похож на все предшествующие.
Увы, он был последним спокойным днём в коллегии.
Часть третья.
Глава 1. Неожиданный визит.
Глава, в которой отцу ректору приходится попеременно пережить целую гамму
самых разных чувств - от подозрения до гнева,
в итоге остановиться на последнем.
Отец Жасинт де Кандаль приветливо поднялся навстречу красивой тёмноволосой женщине лет тридцати пяти, которая вошла в его кабинет в сопровождении пожилого мужчины с изборождённым морщинами лицом, на котором темнели многоопытные глаза мудреца. Ректор знал гостей. Это были Аманда де Галлен, мать Эмиля, ученика отца Дюрана, и Жофрей де Мирель, дядя Франсуа, один из лучших адвокатов города. Отец ректор не понял причин столь неожиданного визита, но виду не подал, рассыпавшись в комплиментах красоте и добродетели посетительницы и тепло приветствуя де Миреля, с которым был в отношениях добрых, почти приятельских.
Однако, комплименты его, как он отметил, не произвели должного впечатления на женщину, казавшуюся одеревеневшей, а юрист выглядел одновременно подавленным и раздосадованным. Жофрей де Мирель принадлежал к тем редким представителям адвокатского сословия, что были не склонны к праздным разговорам, но при этом он всегда выигрывал дела у самых блестящих болтунов. Жофрей был человеком дела, а не красноречия, и потому, как было замечено, имел клиентуру только в самых основательных и богатых домах.
Теперь адвокат, чуть поморщившись и сжав пальцы в кулаки, начал говорить.
-Мне весьма неприятно выступать посредником в подобном деле, отец Жасинт, тем не менее, дело должно быть рассмотрено немедленно, полностью и, желательно, в тайне. Мадам де Галлен, я полагаю, не хотела бы огласки, в равной степени, приватность в ваших интересах.