Граждане страны по имени Россия так и не выработали иммунитета к штамму народничества, сводящегося en gros к тому, что есть кто-то, кто по классовой сути, по факту происхождения или месту проживания - но лучше тебя.
В действительности же средний петербуржец - средней вредности жлоб. Я отдам их десяток за парочку голодных до жизни москвичей или стеснительных, как подростки в гостях, костромичей или вологодцев.
Когда я бегаю по набережным (чу! Летний сад, «Аврора» и Ши-Цзы), то режу подошвы кроссовок, а моя собака - лапы. Петербург - единственный город страны, где принято, допив пиво из горла, бить оземь бутылки. В провинции не бьют, поскольку бутылка стоит денег, а в Москве - просто потому, что не бьют.
На Невском, с поезда, полчаса тяну руку: хоть бы один гад остановился подбросить до Петропавловки. В Москве в таких случаях материализуются разом машины три, и поездка в пять километров обходится от полтинника до сотни. Здесь же - злобный взгляд и требование отдать двести. Всю дорогу водила, врубив «Шансон» (здесь на FM целых два «Шансона»), будет хаять зажравшихся москвичей.
И ты поедешь, ты помчишься по той слегка твердой поверхности суши, которую здесь называют дорогами.
Да: бойтесь быть в Петербурге за рулем. Мало того, что нет разметки, мало того, что яма на яме, мало того, что гаишники пузырятся в левиафанском количестве в надежде на отстегнутое бабло (о! мой рекорд - три проверки за час!), так еще никто не уступает дорогу. Здесь все дорожные права у жлобья на джипах, признающиеся безоговорочно жлобьем на «Жигулях».
(…я не злобствую. Заметки натуралиста. Честный Дидель описал повадки птичьи…)
Ну хорошо, от воли аборигена не зависит качество дорог. Не он виноват, что в тридцать мороза здесь вспарывают асфальт, отогревают землю в специальных шатрах и укладывают посреди января тротуарную плитку. Не он виноват, что местный губер называет этот труд идиотов прорывом в благоустройстве. Но за этого губера, глядя в незатейливое лицо которого, прозреваешь взаимосвязь двух главных российских бед, голосовал - кто? В первом же туре, с подавляющим перевесом?!
Что там политика, что - выборы! В Петербурге не принято здороваться с незнакомыми в подъездах. На твое «здрасссь…» реагируют, как на лязг затвора «калаша». Подъезды у них затем, чтобы в них ссать. Меня они, впрочем, возненавидят не за «ссать», а за то, что написал «подъезд» вместо «парадная». Неграматна-а-ай!
Я их не ненавижу. Я просто к ним брезглив. Брезглив к жлобью и к интеллигентам, которые всегда есть продолжение совка и, следовательно, жлобья.
Здесь по-прежнему советская власть, куда более советская, чем в какой-нибудь Костомукше, куда не дошли IKEA и «Перекресток».
Советская власть - это торжество идеологии над комфортом и разумностью устройства жизни. Это оправдание неудобства и дискомфорта тем, что есть чуждое, навязанного, бесчеловечное начальство, государство, на которое ты не можешь влиять и от которого не можешь сбежать.
Здесь турникеты в метро по типу заводских проходных - так, что бьешься о них мошонкой. Здесь нет указателей на дорогах. Здесь не надеть белую обувь. Здесь по утрам ездят особые загрязнительные машины, взбивающие щетками пыль, что тучей оседает весь день. Здесь до кромешной тьмы не включают фонари. Здесь нет профессий «сантехник» и «дворник». Здесь женщины плохо ухожены. Здесь мужчины отстойно одеты. Здесь парень в турецкой коже… лет примерно тридцати… обнимает девку в юбке типа «господи, прости», - как писал поэт Быков, хотя и по иному поводу. Другой рукой этот парень опрокидывает в рот бутылку «Арсенального», а, допив, отшвыривает со словами «Пиздец, бля». Это и есть настоящий петербуржец.
Собственно, Петербург рубежа веков - урок, напоминание, что жлобью нельзя оставлять ни малейшей возможности для оправдания. Что маленького человечка жалеть нечего, а жалеющих его - тем более. Что слово «традиция» воняет так же, как коммунальный подъезд. Что интеллигентом вне советской власти быть стыдно. Что советская власть должна быть изничтожена. Что монополии на историю не существует.
Блистательный Петербург - всехний, всеобщий.
Когда они отгундосят и отопьют свое 300-летие, мы, конквистадоры в панцирях железных, приедем туда, найдем себе квартиры, будем гулять и колбаситься в ночных клубах на набережной Лейтенанта Шмидта, у ночующих кораблей.
Нам нужно взять этот красивый город в свое полное распоряжение. Закрыть его на полгодика на дезинфекцию, и, не обращая внимания на вопли прогрессивной общественности, технологично, с чувством, с расстановкой, начать жить, поглядывая сквозь эркер на освещаемый закатным солнцем Колизей.
Козы склон не портят. А у пастушек родятся от нас красивые дети.
СЕКС С БОЛЬШИМ ГОРОДОМ
- А вы, Дима, слышали про метросексуалов?
Иааэх!
Когда за день спрашивают раз в третий (от дамы с железной рукой до редакторши с мягким сердцем), хочется, понятно, прохрипеть, что метросексуалы - это п., которым хотелось бы, чтоб их, б., не обзывали п., а восхищались их манерой одеваться под п., б.,??!!!, вот.
Но я спохватываюсь, потому что прогрессивным девушкам, подпевающим Шнуру, говорить такое - как мазать сосиску валерьянкой коту.
Метросексуалы? Тоже, вопрос!
Городская публика, удаленная от сельских грядок, вечно алчет клубничку посвежей. Девять лет назад - яппи («ах, как жаль, что у нас их нет!»); шесть лет назад - фрики («ах, у нас они есть!»); три года назад - bobo (богемные буржуины, если кого миновало). Сейчас - метросексуалы. Еще через три года в моде будут строгие юноши с платоническими установками. Новая бабочка в городском гербарии - классная тема для разговоров. Дайте, пожалуйста, гигиенический пакет. После прочистки горла я скажу с вкрадчивой хрипотцой:
- О-о-о, дорогая, метросексуалы - это самая модная фишка сезона. Дэвид Бэкхэм - один из самых дорогих футболистов планеты - носит саронги, красит ногти и утверждает, что не гей. Лак для ногтей он и вправду берет у жены (Posh из Spice Girls, кстати). Он действительно не гей, но и не стрейт, он - метросексуал, городская штучка, со всеми своими бусами, лосьонами, стретч-маечками, дизайнерскими фенечками и мужественной мордахой. Глосси-бой. Хочешь, проведу тебя в «Шамбалу», милая? Из мужчин там лишь лысые папики и вот эти самые, деточка, метросексуалы…
…Вру, не скажу.
Потому что от знакомых девушек, пусть и подпевающих Шнуру «вот такая х..ня», можно вполне схлопотать даже не за «деточку», а за интонацию. Меня окружают неглупые девушки, но вопросы, которые они задают, нередко стесняются задать мои неглупые друзья.
ОК, давайте серьезно.
Термин «метросексуал» ввел в обиход американский журналист Марк Симпсон. Он первым заметил новый тип городских парней: «нарциссические, молодые, спортивные, классно одетые». Он же объяснил причину их появления: «настоящие парни» старого типа, сдержанные в поступках и покупках, не устраивали индустрию моды, ибо со своей аскезой были вне потребления, выполняя роль кошельков при подругах и женах. Модные фотосессии внутри мужских журналов шли настолько вразрез с идеологией текстов («22 способа, как завести ее в деле. Делай раз…» - полагаю, читали) - что рано или поздно ковбой Мальборо должен был ускакать с пастбища в бутик.
Он отложил скрипучее седло и отправился в Iceberg и Etro. Он был пенетрирован косметологом, маникюрщицей и куафером (первый раз - смущение, затем - облегчение: да корейская сборная по футболу
Бей, барабан, бей, бадабум!
Глава радио «Юность», мой коллега по Alma Mater пижон Мушастиков на вопрос об отношении к молодежи возопил:
- Бить ее надо! Бить! Двадцать четыре часа в сутки! Ногами! - сверкнул модными очками (у него к выпендрежным оправам слабость), прыгнул в иномарку и умчал.
Присутствовавшие при - хмыкнули.
Зря.
В поколениях 45-летних циников и 30-летних яппи вдруг заколосилась привычка сюсюкать над тинэйджерами, роняя скупую мужскую в Jack Daniels. Ведь они гоняют на роликах по Невскому и Кусково. С детства болтают на двух языках (а мы-то, оболтусы?) Они не голимые лохи, они заливают грин в понтовый пластик.