19. Α то, что попускается происходить по тайному промышлению, — это, когда ум уже начал возвышаться к праведности, и его борет наследие его порочности, поскольку сама эта брань или воздвигает сопротивляющийся ум, или же сокрушает совращенный. Посему правильно сказано: Если Он ниспровергнет все или заключит во едином, то кто будет Ему противоречить [212]? Или кто может сказать Ему: «Зачем Ты это делаешь» [213]? — потому что, разумеется, суд Божий нельзя ни разорить сопротивлением, ни постигнуть исследованием, когда Он или отнимает добродетели, которые даровал, или, не отнимая их полностью, попускает восстать брани страстей. Ведь часто сердце отдается превозношению, когда укрепляется в хороших результатах в добродетелях, но, когда Творец видит скрытые движения дерзости в помысле, Он оставляет человека предоставленным самому себе, чтобы его ум, будучи оставлен, познал, что он такое, так как не подобало ему радоваться в беззаботности.
Итак, когда он сказал, что все ниспровергается и заключается во едином, он продолжает дальше:
Исторический смысл
11
20. Ибо Он знает суетность людей, и, видя беззаконие, неужели оставит его без внимания [214]?
И, раскрывая сказанное прежде, он прибавлял, говоря: «Поскольку Он с терпением смотрит, как возрастают пороки, Он распределяет воздаяния на суде». А правильный порядок в изложении соблюдается, когда сначала предлагается узнать о суетности, а затем — рассмотреть беззаконие. Очевидно, всякое беззаконие бывает суетно, но не всякая суета есть беззаконие. Ведь мы делаем суетное всякий раз, когда думаем о преходящем.
Поэтому и говорится, что внезапно исчезает то, что пропадает из вида смотрящих. Поэтому псалмопевец говорит: Совершенная суета — всякий человек живущий [215], — потому что, поскольку он, живя, преклоняется к разрушению, то и справедливо именуется суетой, но вовсе несправедливо называть его также и беззаконием, потому что, хоть то, что он исчезает и является наказанием за грех, но, тем не менее, то, что в жизни преходит, не является греховным только поэтому. Итак, суетно то, что преходит. Потому и Соломон говорит: Всё суета [216].
21. Далее, после суеты, уместно сказать и о беззаконии, потому что, когда мы занимаемся чем-либо преходящим, мы увлекаемся чем-то греховным. Всякий раз, когда ум не соблюдает состояния неизменяемости, он, сам по себе совращаясь, ввергается в пороки. Так что при суете он впадает в беззаконие, которое обыкновенно бывает при вещах изменяемых, причем от одного <беззакония> он переходит к другому и оскверняется повторяемыми грехами. Но под суетой может подразумеваться и грех, а через наименование беззаконием может быть обозначена более тяжкая вина. Если же, так или иначе, суета не была бы грехом, то псалмопевец не говорил бы: Впрочем, во образе Божием ходит человек, но напрасно он суетится, собирает и не знает, кому оставит он то [217]. Ведь, хотя мы имеем в нашей природе образ Троицы, но, возмущаемые побуждениями к суетным удовольствиям, мы, проводя нашу жизнь, грешим. Так что похоть постоянно возмущает нас различными способами, страх сокрушает, веселье расслабляет, скорбь опечаливает. Поэтому от суеты, как и выше было сказано, мы переходим к беззаконию, когда сперва впадаем в легкие грехи, а когда при этом расслабляет и еще привычка, то мы уже вовсе не боимся допускать даже и худшее. Ведь, когда язык нерадит о воздержании от празднословия, то он, побеждаемый обыкновением укоренившейся привычки, бывает дерзок и впадает в беззакония: когда он преклоняется к гортани, то предается ветреному неразумию. А когда ум отказывается обуздывать плотское наслаждение, он обыкновенно впадает в ров бесчестия. Посему Павел, рассуждая об ущербе для народа Израильского, чтобы предостеречь от угрожающей лютой беды, подобающим образом позаботился по порядку поведать происшедшее, говоря: Не будьте также идолопоклонниками, как некоторые из них, о которых написано: народ сел есть и пить, и встал играть [218]. Ведь еда и питье побуждают к забавам, а забавы приводят к идолослужению, потому что, если грех суетности не обуздывается без какой бы то ни было осторожности, то в дальнейшем беспечный ум бывает поглощен беззаконием, о чем свидетельствует Соломон, который говорит: Кто пренебрегает малым, тот падает понемногу [219]. Ведь, если мы пренебрегаем заботиться о малом, то мы, незаметно совращаясь, бесстрашно совершаем даже большее. И должно заметить: сказано, что о беззаконии рассуждают, но не видят его. Ведь мы <обыкновенно> более пристально рассматриваем το, о чем рассуждаем. Итак, Бог знает суетность человеческую, рассматривает беззаконие, потому что не оставляет без наказания и самого малого греха и готов гораздо сильнее поразить за большее. Итак, поскольку грех из менее значительного зла и перерастает в более тяжкое, то суетность одурманивает ум, а беззаконие — ослепляет. И, таким образом, ум, как только не стало света, все больше надмевается в самомнении, по мере того как, уловленный в сети беззакония, все дальше отходит от истины.
213
Слова: или кто может сказать Ему: «
214
См.: Иов. 11:11. Данный стих совпадает как с Вульгатой Климента, так и с Новой Вульгатой, но отличается от Септуагинты (ср.: αὐτὸσ γὰρ οῖδεν ἔεγα ἀνόμων ἰδὼν δὲ ἄτοπα οὐ παρόψεται) и от Синодального перевода (ср.: Ибо Он знает людей лживых и видит беззаконие, и оставит ли его без внимания?). Поэтому он приведен здесь в соответствие с Вульгатой.
217
См.: Пс. 38, 7. Цитация этого стиха у святителя Григория не совпадает ни с одним из вышеприводимых списков Библии. Причем должно отметить, что смысл этого стиха в Септуагинте и в Синодальном тексте один и тот же (ср.: μέντοιγε ἐν εἰκjόνι διαπορεύεται ἄνθρωπος πλὴν μάτηv ταράσονραι Θησαυριζει καὶ οὐ γινώσκει τίνι συνάξει αὐτά, — и: Подлинно, человек ходит подобно призраку; напрасно он суетится, собирает и не знает, кому достанется то), и такой же смысл этот стих имеет в Вульгате Кпимента: Verumtamen in imagine pertransit homo; sed et frustra conturbatur: thesaurizat, et ignorat cui congregabit ea. Ho y святителя Григория цитация очень разнится даже с Вульгатой Климента (и еще больше — с Новой Вульгатой), а наиболее она разнится тем, что в ней, вместо in imagine стоит in imagine Dei — и, таким образом, у святителя Григория через прибавление слова Dei смысл стиха сильно меняется: если мы привыкли воспринимать этот стих как говорящий только о ничтожности и суетности человеческой жизни, то через добавление в этом стихе слова Dei здесь, к тому же, говорится о величии человека как носящего образ Божий.
219
Цитации этого стиха у святителя Григория нет ни в одном из вышеприводимых списков Библии.