Поэтому, так как суетность увлекает вместе с беззаконием, он уместно выражает то же, когда сразу затем говорит:
12
22. Пустой человек надмевается в гордости [220].
Ведь результат суетности состоит в том, чтобы, когда ум поражен грехом, сделать его дерзким из-за вины; поскольку, когда он не печалится о забвении своей вины за утраченную непорочность, он, по праведному суду, ослепляется, а, вместе с тем, теряет и смирение. И, в большинстве случаев бывает, что, служа непотребным пожеланиям, он отсекает себя от страха Божия и, будучи уже как бы свободным в совершении зла, он стремиться исполнить все, что предлагает ему похоть.
Поэтому, поскольку сказано, что пустой человек надмевается в гордости, то тут же присовокуплено:
13
23. И, рожденный подобно дикому осленку, он считает себя свободным [221].
Явно, что через дикого осленка обозначается всякий род диких животных, который, будучи предоставлен побуждениям природы, не обуздывается браздами управляющих. Ведь диким животным свойственно свободно ходить, куда они хотят, и отдыхать, когда они утомляются. И, хотя человек намного лучше неразумных животных, ему, в основном, не позволительно то, что дозволено бессловесным. Ведь они ни для чего иного не предназначены, и едва ли возможно обуздывать их побуждения какой бы то ни было дисциплиной. Человеку же, поскольку он устремлен к будущей жизни, необходимо, чтобы во всех своих побуждениях он обуздывался правилом дисциплины и служил, будучи связан уздами, подобно домашнему животному, и жил в строгости дисциплины вечности. Так что кто стремится исполнять все, что желает по необузданной свободе, тот чего иного домогается, как не того, чтобы быть подобным дикому осленку, чтобы его не сдерживали узды дисциплины, но чтобы он, безудержный, смело бежал по лесу похотений.
24. Но часто Божественное милосердие тех, кого усматривает, что они направляются к необузданности непозволительной свободы, вскоре сокрушает противодействующим препятствием, поскольку, будучи отвергнуты, они познают, что надмились дурной гордостью, чтобы они, уже укрощенные испытанием бича, подклоняли выю своего ума под ярмо хозяев и направляли стези сей жизни по воле Владыки. Верно познавший, что он связан этими уздами, сказал: Тогда я был невежда и не разумел; как скот был я пред Тобою. Но я всегда с Тобою [222]. Посему и свирепый оный гонитель, от дикого и лютого удовольствия перешедший в дом веры, когда был уязвлен шпорами своего Управителя, слышал: Трудно тебе идти против рожна [223]. Итак, если мы уже не хотим быть подобны дикому осленку, нам необходимо во всем, к чему мы стремимся, сначала обращать внимание на наклонность внутреннего расположения, чтобы наш ум во всем, к чему стремится, удерживался уздами горнего правления и постольку вернее исполнял в жизни свои обеты, поскольку попрал устремления своей жизни, даже против своей воли.
14
25. Ты же утвердил сердце твое и простер к Богу руки твои [224].
В этом месте имеется в виду утвердить сердце не через добродетель, а через нечувствительность. Ведь всякий дух, который подчиняет себя соображениям внутренней строгости, размягчается от боязни этого, и его пронзает стрела Божественного страха, потому что нетвердая душа действует по смирению. А всякое упрямство нечувствительности твердеет — словно утверждается сердце, — так что его не поражают стрелы страха Божия. Поэтому Господь милосердно говорит некоторым через пророка: Возьму от вас сердце каменное, и дам вам сердце плотяное [225]. Разумеется, Он забирает каменное сердце, когда отнимает у нас черствость гордости и подает плотяное сердце, когда затем ту же нашу. черствость обращает в чувствительность. Через руки же, как мы неоднократно учили, обозначаются дела. Итак, гордиться добродетелью в делах, в противность благодати Щедродателя, — это значит воздевать к Богу руки с виною. Ведь тот, кто, говоря перед лицом Вечного Судии, приписывает себе, что он сделал доброго, протягивает к Богу руки с гордостью. Очевидно, что негодные на избранных, еретики на правоверных всегда нападают так, что, когда они не могут порицать дела, они силятся осуждать за гордость в делах, поскольку тех, кого они не могут обличить в худой деятельности, они обвиняют в грехе гордости. Поэтому они и то доброе, что бывает видимо, они уже совсем не считают добрым, так как это будто бы бывает показываемо по побуждению гордого помысла. Гордые, которые часто порицают смиренное, не знают, что своими речами они наносят удар по самим себе.
220
Ср.: Иов. 11:12. У святителя Григория данные слова приведены в полном соответствии с Вульгатой Климента, но такое чтение сильно расходится с Септуагинтой (ср.: ἀνθρωπος δὲ ἄλλως vήχεται λόγοις) и с Синодальным текстом (ср.:
221
Ср.: Иов. 11, 12. И эта часть стиха у святителя Григория совпадает с Вульгатой Климента, но расходится с Септуагинтой (ср.: βροτὀς δὲ γεννητὸς γυναικὸς ἴσα ὄνῳ ἐρημίτῃ) и с Синодальным текстом (ср.: Хотя человек рождается подобно дикому осленку).
224
Иов. 11:13. Цитация этого стиха у святителя Григория совпадает с Вульгатой Климента, но отличается от Синодального текста тем, что в последнем употреблен условный период (ср.: Если ты управишь сердце твое и прострешь к Нему руки твои), причем условный период в этом стихе есть также в Новой Вульгате (ср.: Tu autem, si cor tuum firmaveris et expanderis ad eum manus tuas) и в Септуагинте (cp.: εἰ γὰρ σὺ καθαρὰν ἕθου τήν καρδιαν σου ὑπτιάζεις δὲ χεῖρας πρὸς αὐτόν).
225
Ср.: Иез. 36:26. Β Вульгате Климента этот стих читается так: Auferam cor lapideum de carne vestra, et dabo vobis cor carneum, — a в Синодальном тексте: Возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное.