Но, поскольку Софар дотоле поразил праведного мужа, то теперь он, как бы уча, продолжает:
15
26. Если есть беззаконие в руке твоей, а ты удалишь его и не дашь неправде обитать в шатре твоем, то поднимешь незапятнанное лице твое и будешь тверд и не будешь бояться [226].
Всякий грех или производится одной только мыслью, или совершается вместе и мыслью, и делом. Так что беззаконие в руке — это грех на деле, а неправда в шатре — беззаконие в уме. Ведь наш ум не напрасно назван шатром, в котором мы укрываем сами себя, когда не проявляем себя через деяние. Итак, Софар, поскольку он друг праведного мужа, знает, что говорит, но, поскольку он упрекает праведника, то, уподобляясь еретикам, не умеет правильно изложить даже то, что знает. Но мы, пренебрегая тем, что он говорит в гордости, будем оценивать его слова как верные, если они правильно сказаны. Увещевает же он сначала отнять беззаконие от руки, а затем — удалить беззаконие из шатра, потому что всякому, кто уже отстранил от себя прочь худые дела, разумеется, необходимо, чтобы он, придя в себя, тщательно исследовал себя со вниманием ума, чтобы грех, которого он уже не совершает на деле, не оставался также и в помысле. Поэтому хорошо также сказано Соломоном: Соверши дело твое вне дома и тщательно обработай твое поле, чтобы потом устроить и дом твой [227]. Ведь что иное значит: посредством устроенного дела тщательно обрабатывать внешнее поле, как не то, чтобы по искоренении беззакония посредством мыслей благоустроить нашу деятельность для произведения плода? И что иное значит: после обработки поля перейти к устроению дома, как не то, что мы, по большей части, из добрых дел научаемся, насколько чистую жизнь мы должны устроить в отношении мыслей. Ведь почти все добрые дела происходят от мыслей, но суть некоторые тонкости мысли, которые порождаются деятельностью; ведь, как дело предпринимается душой, так и, наоборот, — от дела совершенствуется дух. Ум, очевидно, приобретя начала Божественной любви, повелевает делать добро, которое следует творить, но после того, как начнет осуществляться повелеваемое, он из своих собственных действий узнает, насколько меньше он видел, когда <только> начал повелевать. Следовательно, поле обрабатывается вне дома, чтобы дом был устроен потом, потому что мы, по большей части, от наружной деятельности, научаемся, каковое искусство праведности мы должны иметь в сердце. Софар хорошо изучил сей порядок, так как он убеждает сперва удалить беззаконие от рук, а затем — неправду из шатра, потому что дух никоим образом не превозносится в мысли, когда он все еще согрешает делом.
Нравственный смысл
27. Если мы исторгнем две эти вещи, то сразу же поднимаем лицо к Богу без порока. Внутреннее же лицо человека есть ум, которым мы без сомнения познаем, что наш Создатель любит нас. Поднять же сие лицо, как известно, значит возвести дух к Богу посредством усердия в молитве. Но поднятое лицо оскверняет порок, если совесть упрекает обращенный ум за его грех, потому что он уже отпадает от дерзновенного упования, если, обращаясь к молитве, он угрызается воспоминанием еще не побежденного греха. Ведь он не надеется, что может получить то, что желает, когда действительно помнит, что еще не хочет делать то, что слышал от Бога. Посему сказано Иоанном: Возлюбленные! если сердце наше не осуждает нас, то мы имеем дерзновение к Богу и, чего ни попросим, получим от Него [228]. Посему Соломон говорит: Кто отклоняет ухо свое от слушания закона, того и молитва — мерзость [229].Ведь наше сердце осуждает нас при молитве, когда помнит, что оно противилось повелениям Того, Кто заповедал, и молитва бывает мерзостью, когда отвергается по суду закона, потому что, разумеется, достойно, чтобы был лишен Его благословений всякий, кто, разумеется, не хочет повиноваться Его повелениям.
226
Ср. Иов. 11:14–15: И если есть порок в руке твоей, а ты удалишь его и не дашь беззаконию обитать в шатрах твоих, то поднимешь незапятнанное лице твое и будешь тверд и не будешь бояться.