Теперь я стал другим существом, и они не питали ко мне вражды. Они знали, что я острослов, а не демон. И вот тогда, проходя между людьми, встряхивая бубенцами, ударяя в тамбурин и видя, как они улыбаются, я понял то, что все комедианты узнают очень скоро: как легко меняются наши любови и ненависти, насколько они зависят от притворства и масок. В рогатой маске и с деревянным трезубцем я был их страхом перед адским огнем. Две минуты спустя все то же робкое существо, но в колпаке и в белой маске, я стал их надеждой на веселый смех.
Кроме того, я понял, какую опасность таят переодевания для комедианта. Маска дарует ужас свободы, ведь очень легко забыть, кто ты такой. Я ощутил это ускользание духа и растерялся, ибо телесно был стеснен сильнее — маска заслоняла свет от моих глаз, а по сторонам я вообще ничего не видел. Прямо перед собой в эти узенькие прорези я видел пышную и ужасную маску Сатаны, слышал странно чужой и пустой голос Тобиаса, стенающего из-за своей неудачи и потери:
Я хорошо выучил песню Брендана и теперь запел ее, встряхивая тамбурином в такт и выводя мелодию как мог слаще, чтобы развеять тоску Дьявола. Вначале я чуть заикался от страха, что вызвало смех. Но затем мой голос окреп, и страх рассеялся. А когда страх умирает, рождается дерзость. Я кончил песню, но вместо того чтобы сказать заученные слова, сделал тремя пальцами знак Тобиасу, показывая, что скажу свои собственные:
Шут соблазнял Дьявола владычеством над миром — перемена ролей, нечто новое. Тобиас, чуть задумавшись, ответил тоже собственными словами:
И тут обеими руками он сделал знак соития. Подчиняясь какому-то порыву, я не остался стоять неподвижно, а принялся бегать вокруг него, теперь произнося заученные слова, пытаясь вспоминать движения рук и туловища, которым меня научили. Тобиас, хотя и не знал, что я затею такое, сумел сделать из этого потеху, поворачивая свою рогатую маску туда-сюда на звук моих бубенцов, всякий раз невпопад, всякий раз промахиваясь по новому направлению моего голоса. Зрители смеялись, и я присоединился к этому смеху над Дьяволом и тыкал в него пальцем, а потом споткнулся и упал, как меня научили, однако немного ушиб левый локоть. Смех стал громче, и я слушал его с радостью, не стану отрицать. Оказавшись на свету, я был ослеплен и некоторое время ничего не видел, а в моих ушах звучал смех…
Глава шестая
Это мое первое выступление как комедианта, чувствовал я, было очень успешным. Но, присоединившись к остальным, я постарался скрыть свою радость, потому что они были в угрюмом настроении. Маргарет было поручено сторожить у ворот и собирать деньги. Собрала она шиллинг и одиннадцать пенсов, из которых содержатель гостиницы забрал три пенса и три фартинга. Наем сарая обошелся в пять пенсов. Нашего торжественного въезда в город повозка не выдержала: одно колесо искривилось и требовало починки. Тобиасу она была не под силу, и он Полагал, что заплатить за нее потребуется три пенса, не меньше. И чтобы добавить к общему кошельку, нам останется меньше шиллинга. А нас ведь было шестеро и еще коняга. А к Рождеству нас обещали в Дареме.
Вечер был ясный и очень холодный. Булыжники во дворе уже покрылись инеем, и там, куда падал свет, они блестели, как атласные. Мартин дал каждому из нас по два пенса. Прыгун достал жаровню и развел огонь, подкладывая хворост, который мы привезли с собой. Соломинка сидел рядом с жаровней, скорчившись под одеялом. Тобиас остался в одеянии Сатаны и сидел с псом поперек колен. Никто не упоминал про Брендана. Получив деньги, Маргарет и Стивен ушли вместе.
Мы поговорили о представлении. Соломинка, всегда ценивший себя невысоко, приписал малочисленность зрителей себе и начал подыскивать других виновников. Тоскливо обхватив колени, он высказал мнение, что Бог был чересчур многословен, а Сатана слишком гладок на язык.