Первую часть — строгость — принесли ему два биолога, которые являются хорошими примерами того, какими ошибочными бывают стереотипы о дарвинизме. В 1970-х противники социобиологии часто обвиняли её адептов в скрытом реакционизме, расизме, фашизме и т. п. Трудно представить двух людей, менее уязвимых для таких обвинений, чем Джордж Вильямс и Роберт Триверс, и трудно назвать кого-нибудь, кто сделал больше, чем они, для закладки основ новой парадигмы.
Вильямс, заслуженный профессор в отставке университета штата Нью-Йорк, приложил много усилий для рассеивания следов социального дарвинизма, подразумевающего, что естественный отбор — это процесс так или иначе предусматривающий подчинение или соперничество. Многие биологи разделяли его взгляд, и подчёркивали, что нельзя извлекать наши моральные ценности из «ценностей» отбора. Но Вильямс на этом не остановился. Он говорил, что естественный отбор — это «зловещий» процесс, так велики боль и смерть, которые он сеет вокруг, и так глубок эгоизм, который он порождает.
В то время, когда эта новая парадигма ещё формировалась, Триверс был не имеющим постоянной должности профессором Гарвардского Университета (теперь работает в Университете Рутгерса). Он был менее Вильямса склонен к моральной философии. Но он демонстрирует впечатляющую несостоятельность ценностей правого политического толка, ассоциирующихся с социальным дарвинизмом. Он с гордостью говорит о своей дружбе с поздним лидером Черной Пантеры — Х. Ньютоном (с которым он писал однажды в соавторстве статью про человеческую философию). Он отгораживается от предубеждений против судебной системы, и видит консервативные происки там, где многие люди их не видят.
В 1966 году Вильямс опубликовал свою революционную работу — "Адаптация и естественный отбор: критика современных эволюционных размышлений". Постепенно эта книга завоевала головокружительный авторитет в своей области. Это был базовый текст для биологов, которые размышляют о социальном поведении, включая человеческое, в свете нового дарвинизма. Книга Вильямса устранила путаницу, от которой долго страдало учение о социальном поведении, и заложила фундаментальные принципы, на которых можно было бы строить всю систему взглядов на вопросы дружбы и половых отношений. И в том и в другом Триверс был бы эффективен в построении системы взглядов.
Вильямс развил и углубил логику статьи Бейтмана 1948 года. Он подверг сомнению положение о противоречии мужских и женских генетических интересов в терминах теории «жертвы», необходимой для репродукции. Для самца млекопитающего необходимая жертва близка к нулю. Его "существенная роль может ограничиваться копуляцией, что требует незначительных затрат энергии и материалов с его стороны, и только мгновенное упущение из внимания вопросов, касающихся его лично — безопасности и благополучия". За небольшую цену самцы могут иметь большую прибыль в "валюте естественного отбора", питая "агрессивное и немедленное желание совокупляться с таким количеством самок, с каким это возможно". С другой стороны, для самки "копуляция может означать обязательство длительного несения ноши, как в механическом, так и в психологическом смысле, и её многократно возросшую подверженность стрессам и опасностям". Поэтому она генетически заинтересована "нести издержки репродукции" только тогда, когда обстоятельства выглядят благоприятными.
И одно из самых важных обстоятельств — поскольку "высокоприспособленные самцы, как правило имеют высокоприспособленных отпрысков", то "в интересах самки — иметь возможность использовать самого приспособленного самца из доступных". Поэтому ухаживание — это "реклама приспособленности самца". И так же как "в его интересах выглядеть более приспособленным, чем он есть", в интересах самки — распознать фальшивую рекламу. Поэтому естественный отбор создаёт "искусное умение подавать себя у самцов и столь же хорошо развитое противодействие этому умению и придирчивость среди самок". Другими словами, самцы стараются быть хвастунами.
Несколькими годами позже Триверс использовал идеи Бейтмана и Вильямса, чтобы создать ясно выраженную теорию, которая с тех пор проливает свет на психологию мужчин и женщин. Триверс начал с замены понятия Вильямса «жертва» — «вкладом» (инвестицией). Разница может показаться незначительной, но нюансы могут сорвать интеллектуальную лавину, и этот процесс пошёл. Слово «вклад», связанное с экономикой, пришло с готовым аналитическим окружением.
В популярной теперь работе, которая была опубликована в 1972 году, Триверс формально определил "родительский вклад" как "любой вклад родителя в данного потомка, который увеличивает шансы выживания последнего (и следовательно, его репродуктивный успех), ценою снижения возможностей родителей вкладывать в других потомков" Родительский вклад включает в себя время и энергию, требующиеся для произведения яйцеклетки или спермы, совершение оплодотворения, беременность и вынашивание плода, и выращивание отпрыска. Очевидно, самки делают в целом больший вклад до рождения, и как правило, эта диспропорция сохраняется и после рождения (хотя это менее очевидно).
Триверс предположил, что, измеряя дисбаланс вклада между матерью и отцом у разных видов, мы лучше поймём многие вещи — например, величину инициативности самца и скромности самки, интенсивность полового отбора и многие тонкие аспекты ухаживания и родительства, верности и неверности. Триверс увидел, что у нашего вида дисбаланс вклада не такой жёсткий, как у многих других. И он правильно заподозрил (что мы увидим в следующей главе), что это есть результат психической сложности. Наконец, с работой Триверса "Родительский вклад и половой отбор" цветок расцвёл; простое расширение теории Дарвина — такое простое, что Дарвин ухватил бы его в минуту — мелькнуло в 1948, было ясно выражено в 1966-м, и теперь, в 1972-м, полностью оформилось.
Тем не менее, концепции родительского вклада недоставало одной вещи — публичности. Её обеспечили книги Уилсона «Социобиология» (1975) и Ричарда Докинза "Эгоистичный ген" (1976), которые дали работе Триверса большую и разнообразную аудиторию, давая основания психологам и антропологам думать о человеческой сексуальности с позиций современного дарвинизма. Возникшие в результате взгляды, скорее всего, будут накапливаться долгое время.
Проверка теории
Блеск иных теорий бывает обманчив как блеск нового медного гроша. Даже удивительно элегантные теории, наподобие теории родительского вклада, и вроде бы способные объяснить многое с помощью малого, часто оказываются бесполезными. Есть толика справедливости в упрёках (креационистов и проч.), что некоторые теории об эволюции животных "просто истории" — правдоподобные, но не более того. Но отделить просто правдоподобные теории от неопровержимых вполне возможно. В некоторых науках проверка теорий настолько прямая, что говоря о доказанных теориях, мы лишь слегка эту доказанность преувеличиваем (хотя преувеличение, в строгом смысле слова имеет место всегда).
В других — подтверждение непрямое: длительный, постепенный процесс, посредством которого сомнительные идеи достигают порога или истинности, или ложности. Наука, изучающая эволюционные корни человеческой природы относится ко второму случаю. По каждой теории мы задаем серии вопросов, ответы на которые укрепляют или веру, или сомнения или противоречия.
Закономерен вопрос к теории родительского вклада — действительно ли поведение человека подчиняется ей хотя бы в основных принципах? Являются ли женщины более разборчивыми в половых партнёрах, чем мужчины? (не путать с вопросом, к которому мы вернёмся — какой пол выбирает партнёра по браку). Конечно, есть множество народных мудростей, предлагающих много вариантов ответа. Более конкретный факт — проституция, секс с кем-то, кого ты не знаешь и не хочешь знать. Это сервис, к которому прибегают почти исключительно мужчины, как сейчас, так и в викторианской Англии. Аналогично вся виртуальная порнография, которая большей частью основана на визуальной стимуляции — фотографии, фильмы, неизвестные люди, лишённая чувства страсть — потребляется мужчинами. Большую чем у женщин склонность мужчин к случайному, анонимному сексу показали самые разные исследования. В одном таком эксперименте три четверти мужчин, атакованные незнакомыми им женщинами в университетском городке, согласились иметь с ними секс, в то время как ни одна из женщин, к которой подошел незнакомый мужчина, не согласилась.