Мы фотографировали претенденток, подглядывали за девушками в бане (щелочка в двери, дырочка в стене); много видели, даже кровь закипала от женских пороков, но не находили ни на нудистком пляже, ни на конкурсе красоты – князь устраивал нарочно конкурсы, снимал фильмы, всё с одной целью – ближе рассмотреть красавиц и выделить среди них идеальную во всём, как горностая среди хомячков.
Не подходили, хотя нравились откровенностью многие, даже кремниевую бабу я полюбил.
Слишком много материала для мечтаний в компании обнажённых балерин, но ни одна не удовлетворяет требованиям, словно их подожгли: то родинка на теле, то обвис на ягодицах, то пальцы на ногах не соответствуют золотым канонам красоты, то – бровки жидкие, то лобок покатый, то голос – не идеальный, то мочки ушей – белые, а не розовые, не романтические.
Мы с князем отчаялись, встали у барьера стреляться – зачем жить, если в Мире нет и дуэльных женщин; значит и счастья нет, даже, если делали моцион молча.
Вдруг, когда пальцы нажимали на курки, мелькнуло, зазвенело, и мимо наш прошла непримечательная на первый взгляд, обнаженная девушка с веером – словно Миром обмахивалась на морозе.
Мы с князем переглянулись, подмигнули друг другу, и, словно два школяра китайских, бросили пистолеты и побежали за девушкой.
На первый взгляд она – не идеальна, потому что слишком проста – глазу не за что зацепиться, как в горах со скалолазом.
(Я увлекался альпинизмом и сорвался со скалы, словно мне отрубили голову.
Летел вдоль стены, а сверху слышал истерический хохот инструктора, будто он меня сатане продал на органы.
Я досадовал, что не отрастил себе бороду и усы – зацепился бы за камешки бородой или усами: журил и укорял матушку, потому что родила меня не иудеем, иудей зацепился бы за сук пейсами, как балерина шарфиком цепляется за стрелу подъёмного крана.
Ресницы, мои длинные ресницы и голубые веки – я вспомнил о них и содрогнулся от сладостного очарования второй жизни.
Ресницей чудом я уцепился за куст саксаула, поддержал веком – да, кожа лопнула, но мельчайший импульс отбросил меня на смотровую площадку, к рыжебородым гномам.
Я выжил, и с тех пор каждый вторник в Костеле ставлю свечку реснице.)
Девушка идеальная, как ровная скала, и ресницы мои не зацепились бы за её идеальность.
Князь обмерял красавицу линейкой, заглядывал ей в рот, раздирал пальцами губы, ставил на весы, просеивал волосы на предмет вшей, с лупой осматривал кожу – ничего неидеального не нашёл, как не искал в кровати жены любовника.
Девушка улыбалась просто – и к улыбке не придерешься: вроде улыбается, а, если под углом в сорок градусов посмотрим снизу, то нет улыбки.
Мы с князем отошли на совещание, долго размахивали руками, спорили, плевались, поглядывали на идеальную девушку – невозможно, чтобы идеал существовал; природа творит неидеальное, нет в Мире идеального.
Если девушка идеальная, то и мы – идеальные сыскари идеального – слишком много для праздника жизни.
«Голос!» — мы с князем вскричали хором, ударили ладонью о ладонь – так прачка приглашает хозяина кальсон.
Если у девушки окажется дурной голос, то красавица выпадает из ряда идеальных, потому что у идеальной девушки и голос идеален, как рельсы в Космосе.
Но опасения, что и голос – идеален, нас подкосили, мы упали друг на друга, вызвали по телефону перевозку шкафов – зачем, к чему нам шкаф – не объяснили даже себе, словно нас превратили в безропотных кротов.
И по одной мысли, одним слогом действия, мы подползли к нашим брошенным пистолетам, подняли и одновременно выстрелили в девушку, чтобы она уже никогда не опорочила свою идеальность голосом.
Восхитились вообразимо!
И сейчас, девушка, если вы уверены, что я — Настоящий Человек, идеальный, как дух Эль-койота, то проследите за моими действиями.
Если найдете их идеальными, и после моих манипуляций останетесь во мнении, что я — Настоящий Человек, то ненависть моя созреет, окрепнет бетоном в бетономешалке, и я стану вашим опекуном!
Я бросил поиски настоящей идеальной девушки, и занялся более интересными разработками – ищу идеального мертвеца, идеальный труп, что полагаю проще, чем – идеальная девушка, потому что трупы не разговаривают!»
Черный человек отвернулся от меня, засунул руки в карман, извлёк горсть конфет с пылинками махорки, с негодованием отбросил конфеты в могильную яму, пошёл к старому замшелому могильному камню с выцарапанной неприличной хайку.
Хайку я не приведу вас сейчас, потому что она не о весне, а все хайку не о весне – подделка, как нож из бумаги.