Мы чинно поднялись из-за стола и направились к двери. Я помахала Держене, но она, увлечённая яростным спором со своим однокашником, меня, кажись, даже не заметила.
Во дворе было свежо после дымной душной гридни. Полная луна примораживала весеннюю грязь, подсвечивая её белым колдовским сиянием.
Сёстры засеменили друг за дружкой по утоптанной среди грязи тропке в сторону терема. Я сказала, что догоню.
Запахнув поплотней душегрею и привалившись к срубяной стене гридни, пыталась привести в порядок мысли. Они скакали, словно потревоженные блохи – множественные, неуловимые – и никак невозможно было упорядочить их.
Просверкивали угли костров, поджаривающих туши кабанов, коз, гусей. Переговаривались и пересмеивались костровые. Кто-то наигрывал на волынке, кто-то нестройно и пьяно выводил скабрезную песню на мотив сильской героической «Пхъёвалы». БУхала дверь гридни.
- Государыня пресветлая, - шевелились мои губы на запрокинутом к небу лице, - ясное око Маконы, хтяще назирати персть юдольную, тужную, болящую. Протяни десницу крепку внуце своея. Дай мудрости, дай ясности, рамени, смелости – не для себя, государыня, для земли своей прошу. Мабуть, то не слы дубрежски, мабуть то ныне мое проуставание с захода пришло? Або хубава моя блазнит?..
Тёмный силуэт, загородивший око Маконы, заставил меня вздрогнуть. Железные руки упёрлись в сруб по обе стороны от лица.
- Что, Рыжуха, побалУемся в стожке? – от Миро плеснуло тяжёлым духом сивухи, лука и перебродившего в желудке жареного мяса.
Я упёрлась ему в грудь ладонями.
- Поди себе, - прошипела, дрожа от страха и отвращения, - поди по-хорошему…
Клещи МИровой шуйцы сомкнулись на запястьях привычным движением, пока другая рука, царапая мне ноги трофейным обручьем, задирала подол. Кметь дышал тяжело, взгляд его поплыл, рот приоткрылся… - боги! Да что же это! Я забилась, рыча от злости на собственное бессилие. Брыкнулась, выпростав ногу, прижатую коленом Миро к стене. Он только ругнулся и больно ущипнул за бедро. Я вскрикнула и зарыдала в голос.
Парня от меня отшвырнули.
- Али не видишь, что не люб девке? – мрачно вопросил Межамир. – Али объяснить?
Он взял меня за шиворот и тряхнул. Голова мотнулась как у тряпичной куклы.
- Хорош голосить, люди невесть что подумают…
Подавив рыдание, вдохнула поглубже. Задержала дыхание. Незачем злить брата. А то как бы сама не полетела вслед за кметем кочки по двору считать. Слёзы продолжали течь по лицу, щипля невесть откуда взявшуюся свежую царапину. Сквозь них, притихнув, я смотрела как пытается Миро подняться с четверенек, как шатает его и ведёт. Здорово же упился, вырыпень болотный. Чтоб провалиться тебе трижды, Истолово отродье. Чтоб ни одной девки тебе боле не щупать. Чтоб…
- Всё кочевряжишься? – Межамир тоже наблюдал за бесплодными потугами своего побратима. Он не смотрел на меня. – Чего ждёшь? Ведуса Плешивого в женихи? Али мнишь, глупая девка, Угрицкому князю повезут тебя? – он зло зыркнул в мою сторону. – Заряну они сейчас сговаривают! Слышишь? Заряну!
Он досадливо поддел носком сапога разбитую кем-то крынку.
- Хоть кто-то по пьяни польстился на конопатую. Мужика бы узнала, может, боги смилостивились, и понесла бы. Или так и собираешься впусте век вековать? Седину отца с матерью позорить?
Я сжалась у стены, ожидая увесистого подзатыльника и… мучительно икнула. Межамир уставился на меня ошалело, потом плюнул и ушёл.
* * *
Проснулась среди ночи, да и не смогла боле сомкнуть глаз – таращилась в темноту, ожидая когда же начнёт сереть рыбий паюс в оконцах. Дождавшись, отбросила стёганое шерстью, тёплое и лёгкое одеяло, принялась торопливо одеваться в зябком сумраке остывшей за ночь горницы.
Заряна тоже зашебуршилась на своей лавке, поднялась, подвязывая понёву и просовывая голову в меховую запону. Обув поршни, подхватила венец со скрыни.
- Не надевай, - бросила я от двери. – Межамир баял, сговорили тебя давеча. Не быть тебе большухой, сестрица.
- А тебе? – сипло осведомилась она. – Тебе кем быть, навка рыжая? Тебе-то что светит в жизни?
- Заряна, ты чего?