Он прижал к глазам кулаки, унимая злые пьяные слёзы, отвернулся.
- За ради Суломани, Сван, и людей её, кои сынов своих ещё не потеряли. Али желаешь горе своё их горем сделать?
- Ради Суломани… - буркнул сидящий рядом с дядькой Сваном воин. – За ради Суломани давно наёмники в походы ходять. Половина княжьей дружины из них. Нету, поелику, у сулемов воинов – кончились! Скоро-от одна большуха в Болони останется. Вот нехай сама и ходить за Суломань…
Даже в тёплых отблесках факельного огня было видно как побелело лицо брата и костяшки стиснутых им кулаков. Я почувствовала холодный пот на висках и провела по лбу дрожащими пальцами.
- Кто ещё так думает? – проговорил княжич глухо.
- А многие, - ответствовал тот же воин. – Многие говорят, что княгиня довела Суломань до погибели. Местью своей за отца твого. Говорят, будто на погребальный костёр она не только Витко дубрежского положила, она всю Суломань к Истоле сраному спалила в ту ночь!
- Да ладно тебе, - откликнулся с противоположного края молодой долговязый кметь, которого Сван насчет непобедимых беров наставлял, - будто княгиня эту войну начала! Будто для радости душевной она того Витку порешила. Чай, князь-то ейный не с коня сверзился-убился, а в битве с дубрежью пал…
- Может и не она начала, - преувеличенно ровно ответствовали ему, - может, он и в битве пал. Только был тогда у ей случай с дубрежью замириться, а большуха сулемская вместо переговоров кровавую ярмарку устроила.
- Замириться?! Истола тебе, окаянному, в печёнку! Разумеешь ли что говоришь? Замириться, чтобы кем стать под Дубрежью? Данниками жалкими? Рабами бессловесными? По девке с дыму, по кунице с рыла? Полста парней кажын кологод набранцами бесправыми в войско дубрежско? Тем замириться? Легше бы стало Свану, коли сыновья евойные не за родную землю да за волю полегли, а за жито Дубрежское? Достойная замена!..
- Не тебе, соплезвон, судить что было бы, чего не было бы!..
- А ну! – Сван, оторвав руки от лица, вскочил вдруг, перемахнув через лавку, выхватил свистнувший меч. - Кто напервой – подходи, вырыпни дубрежски!
Зашипели потянутые из ножен мечи, кмети стали привставать настороженно.
Межамир перекинул ноги через лавку, поднялся тяжело, грузно как-то, стал напротив буяна.
- Ну, я напервой, - молвил он севшим голосом. – Руби, дядька Сван, авось полегчает…
Досаду на нежданного безоружного супротивника смела клокочущая ярость, прорвавшаяся глухим рычание. Ярость взметнула горящую огневыми всполохами сталь дюжей лапищей старого воя и обрушила её на голову ставшего на пути.
Завизжала Белава и взвизгнула сталь Сванова о прикрывший княжича меч Миро. Крепок оказался булат табирский, крепка рука, им владеющая, - подставленное под удар железо разлетелось осколками, зазвенев о морёное дерево стен и половиц. На рассечённой деснице Миро вспыхнул чёрной влагой разруб. Свану уже выкручивали руки, кто-то приложил его череном по затылку, угомонив старика…
Белава давно не кричала, но в ушах у меня по-прежнему звенел её заполошный визг. Будто в той звериной девичей плище воплотился для меня весь ужас, вся невообразимость происходящего.
Я растерянно повела глазами по залу. Звон продолжался, заглушая крики и брань. Испарина выступила под нарядной рубахой, перед глазами зажужжал чёрный рой диких лесных пчёл. Я с усилием мотнула головой, отгоняя их, и стала заваливаться на Держенино плечо. Последним всплеском сознания был хлёсткий ожог, полоснувший кожу на шее, вибрирующая у лица сталь метательного ножа, звонко врубившегося в резную спинку кресла, чёрный водоворот падения в пустоту и тяжесть Держениного тела сверху.
«Уведите княжну!» - кричал кто-то. Но кто? Этого я уже не поняла, проваливаясь в неудержимо заглатывающую меня черноту.
* * *
Ночной лес безмолвствовал. Видно, усыпил Сведец весенние буйные ветры, запер их в Ворчун-горе на семью семь замков серебряных, на тридесять цепей железных, дабы ничто не нарушило волшебства перехода ночи травня в ночь цветеня. Он возжёг частые звёзды на синем скарлате, сплёл из них причудливые узоры, красуясь пред супружницей своей, Сурожью цветущей…