- Тим, ты куда вчера сбежал? - попробовал я начать выяснять отношения. И тут же почувствовал себя брошенной женой.
- Ничего не хочешь мне рассказать? - ещё хуже, прямо дешёвая голливудская мелодрама.
Мой друг обезоруживающе улыбнулся и бросил мне через комнату яблоко.
- Держи! Хорошая, Димыч, у тебя реакция.
Он подсел ко мне на диван и, отчаянно жестикулируя, принялся рассказывать о неких олигархах-беспредельщиках из столицы, которым забожалось непременно в Юрзовке построить никелевый завод - открыли-де месторождение в степи. Местные жители почему-то не обрадовались. И возразили. И возражают вот уже тому несколько лет. И, бывает, эти возражения вступают в противоречие с уголовным кодексом. Вот и вчера надо было сходить объяснить вновь объявившимся ребятишкам, что им тут не рады. Ну, ты понимаешь...
Понимаю, чего ж тут непонятного. Мужики по-мужски отстаивают свои права, по-другому эти вопросы не решишь. И версия вполне жизнеспособная. Потому что реалистичная. Никакой тебе чертовщины, слава богу. Вот только...
Дед? Нет, его опасаться не стоит. Да, он с небольшим приветом. Но совершенно безобидный! Не обращай внимания на его маленькие фокусы и дурной характер. Нет, не родной дед. Ты же знаешь, я - поздний ребёнок, мои деды меня не дождались. Кто? Родственник? Ну, да, можно и так сказать... И вообще, Димыч, пошли скорее завтракать, скоро же Леська приезжает!
Тим болтал без умолку, рассказывал дурацкие анекдоты, сам же над ними громко хохотал и вообще выглядел влюблённым, которому посулили сегодня долгожданное свидание. Мне вся эта суета казалась, по крайней мере, странной. Мой младший брат примерно того же возраста, вредный и избалованный (на мой взгляд) мозгляк, который всегда не вовремя занимает компьютер и туалет и подслушивает мои телефонные разговоры, - никаких чувств, кроме раздражения, у меня никогда не вызывал. Даже родители, воспитывающие его мягко и ненавязчиво, а балующие безропотно и добросовестно, вряд ли летали бы на крыльях счастья в день возвращения любимого чада после двухнедельного отсутствия.
Здесь же, встречая Леську, даже мир, казалось, почистил перья и приготовился. Умывшись с утра редким в наших краях тёплым дождиком, он теперь грелся в лучах щедрого солнца. На цветах и листьях вспыхивали радугами бриллиаты капель, гудели перламутровые жуки. Вокруг порхала такая уйма бабочек, таких невероятных расцветок, что я сомневался - все ли эти виды занесены энтомологами в их кондуиты.
Посреди этого сверкания и порхания она и предстала перед нами. Легкая, летящая, подвижная как ртуть, счастливая и конопатая.
И мне пришлось признать: да, действительно, Леська - это тот человечек, без которого жизнь теряет изрядную долю красок. Её тёплое и радостное присутствие будто включило свет в сумеречных комнатах.
Знаете, как бывает: засидишься с книжкой, не замечая гаснущего за окном дня. И вроде тебе вполне комфортно, и текст виден без усилий. Но заходит мама, возмущаясь чтением в потёмках, и нажимает на выключатель, и вручает тебе тарелку с только что испеченными душистыми печеньями на пробу, и начинает, смеясь, рассказывать как шалопай Барсик пытался стянуть её печиво со стола не ради еды, конечно, ради спортивного интереса. И внезапно понимаешь насколько темно, тихо, одиноко и неуютно тебе было до её появления.
Вот так же и Леська, вернувшись, "щёлкнула выключателем". Вроде бы ничего особенного в этой девчонке: она просто живёт, общается и проводит время так, как положено ребёнку её возраста. Но волшебство притяжения окружало её словно облако. Может, её особое, радостное восприятие мира было заразным? Может, все окружающие её люди подпадали невольно под действие чар, дарующих светлую радость? Она щедро пускала в свой солнечный мир. И люди припадали к её источнику с готовностью и восторгом, зачастую не отдавая себе в этом отчёта. Просто: ах, какой чудесный ребёнок! ах, какая милая девочка! приходи, Лесенька, у нас сегодня пироги! что-то давно ты к нам, Лесенька, не заглядывала, бабка всё о тебе спрашивает! как соберётесь к нам, Людмила Николаевна, обязательно и Лесю приводите!
А Леся бегала по дому, помогала матери в огороде, играла в куклы, ездила с подружками на велосипедах на реку и - наполняла дом солнцем.
Только один дед, время от времени появляющийся в доме и на базу, смотрел на неё хмуро и неодобрительно, стремясь к чему-то придраться и побурчать.
* * *
Спустя пару дней после торжественной встречи мы с Тимом и Леськой отправились в лес, который в Юрзовке называли Морановой Падью. Долго спускались в глубокую балку по узкой тропке, вьющейся на каменистой осыпи ракушечника и слоистого пирога опоки. Внизу было прохладно и сыро, исполинские, совершенно невероятные для степи деревья загущивали ущелье непроходимыми джунглями. Где-то ещё ниже журчал ручей, прогрызая себе путь в мягкой меловой породе. В балке спал утренний туман. Притихшие мы зашагали в мокрой траве, бренча пустыми бидончиками. Вроде как за земляникой, ну, а если не найдем, может, с грибами больше повезёт: где-то за балкой, "час ходу - не больше", Тим обещал лиман с шампиньонами - "сейчас самое время, вода уже почти сошла". А Леська божилась, что видела землянику, когда давеча гоняла со Светкой на великах в лес.
- Не сезон, вообще-то, - засомневалась её мать, но решила не спорить и снарядила промышлять.
В лесу царила первозданная тишина. Предчувствуя дневную жару, птицы лишь изредка лениво и негромко всвистывали и пощёлкивали. Ветра не было. Солнце, разгораясь, запустило лучи в туман, ощупывая мокрую траву и пригревая наши макушки. Мы остановились, заворожённые красотой мира, и замерли, стремясь как можно полнее прочувствовать волшебство и тайну рождения дня, которое ненароком подглядели. Я чувствовал огромную благодарность к тем силам, что позволили шумным суетливым людишкам приобщиться к чему-то обычно недоступному их пониманию и восприятию. Ведь наши чувства слишком ограничены, чтобы ощутить в полной мере даруемое. Мы и подарки-то эти замечаем не часто, поглощенные собой и своими мелкими заботами.
- Я люблю утро, - сказала Леся, когда мы двинулись дальше. Мимолётное волшебство, подаренное нам, растаяло вместе с туманом и обычное летнее утро воцарилось в лесу. - Утром радостно, как на заре жизни. Кажется, что всё только начинается. Ближе к полудню это чувство пропадает. А вечером - грустно. День закончился, как маленькая жизнь. Он умрёт и никогда больше не вернётся.
- Ну, ты даёшь! - засмеялся я. - В твоём возрасте - такие рассуждения. У тебя вообще сейчас в жизни - сплошное утро, и в обед, и на ужин.
- А мне, если вам интересно, больше всего ночь нравится, - Тим зевнул. - Особенно последняя была неплоха...
- Дурак! - гневно воскликнула Леська, треснув его пустой корзинкой по спине. - У вас, чурбанов бесчувственных, одно на уме!
Мы свернули с дорожки и побрели в разные стороны, глядя под ноги, но, стараясь, в то же время, не терять друг друга из виду. Время от времени я поднимал глаза, отыскивая мелькающую среди деревьев яркую панамку Леськи. И снова погружался в наидревнейшее человеческое занятие - поиск пропитания путём собирательства. Дело не особенно клеилось; пару груздей да три трухлявых дождевика трудно назвать хорошим уловом.
Через полчаса я неожиданно набрёл на мирно похрапывающего под уютным кустом Тима. Прислонившись спиной к теплому шершавому вязу, я достал сигареты. Курить не хотелось. Я повертел пачку в руках, совсем было решив последовать примеру друга, поскольку вернулся сегодня ночью не намного раньше него, но передумал. С того места, где остановился, я разглядел под почти до земли свисающими ветками ракит чуть заметную малохоженную тропку, уводящую в заросли. Если уж искать грибы, то там, - решил я. Не каждый заметит эту тропинку, грибники по ней толпами явно не ходят.