Тук-тук-тук!
Понаблюдав пару минут время за работой усердной ученицы, сапожник (и много кто еще) вновь поднялся, и для начала сдвинул в сторону плотные шторки на двух оконцах — сквозь основательно заиндевелые стекла которых в мастерскую тут же хлынул рассеянный свет зимнего солнца. Сходив до оцинкованного бачка с водой, вернулся и поставил на примус увесистый трехлитровый чайник с закопченым днищем; пару раз качнул ручкой наноса, нагнетая давление — и сломал две спички подряд, разжигая огонь.
— Да чтоб тебя!
Дотянувшись до другого коробка, Ефим наконец-то «включил» горелку вроде бы еще не старого «Рекорд-1» — отразившего трепыхание язычка пламени сразу в несколько сторон своими добротно надраенными латунными боками.
Тук-тук-тук…
Нависнув над старательной беляночкой, он придирчиво оглядел почти завершенную работу и проворчал:
— Задник чутка перетянула. Ослабь.
Не споря и не переспрашивая, девица тут же начала вытягивать только-только заколоченные гвоздики обратно, осторожно отдирая-ослабляя посаженную на клей кожу. Что же касается ее наставника, то он вместе с сумкой устроился за небольшим столиком в глубине мастерской: первой на столешницу с легким шлепком упала толстая половинка батона вареной колбасы, затем о недавно скобленое дерево стукнуло донце бутылки водки. Пшеничная булка, мятый бумажный кулек в подозрительных масляных пятнах, три пачки чая и пяток банок рыбных консерв… Впрочем, стратегические запасы чайного листа, «Сига в томатном соусе» и «Трески копченой в масле» тут же отправились на «продуктовую» полку.
— Чай с колбасой будешь, или с пончиками?
Несмотря на откровенно хмурый вид, разговаривал и вел себя мужчина с юной девочкой вполне дружелюбно — так, словно она была его… Хм, ну, положим, очень дальней родственницей.
— С пончиками и колбасой.
Вот и сейчас, одобрительно хмыкнув, хозяин мастерской без лишних слов вытянул из-за голенища сапога хищного вида нож, которым очень ловко напластал «Докторскую». Как раз и чайник начал подавать признаки жизни…
Тук-тук-тук-тук!
Пока ученица заканчивала с «домашним заданием», наставник освободил примус от чайника, вновь сходил до бачка с водой — и с недовольным лицом поставил на огонь небольшую кастрюльку, в которой обычно варил для себя различные супчики. Правда, сегодня в глубине емкости бултыхался не кусок мяса или мозговая кость, а поблескивал нержавеющей сталью прямоугольный бокс-стерилизатор с набором для инъекций — которые, если честно говорить, Ефим Акимович откровенно не любил. Меж тем, одно из окон заслонила чья-то тень, и не успел сапожник приоткрыть большую форточку, как в нее деликатно постучались.
— Ну?
В дверцу заглянул явный интеллигент, молча поставивший на небольшой наружный прилавок побитые жизнью боты. Оглядев их и слегка надавив на отставшие от носков подметки, мастер без особого интереса осмотрел открывшийся перед ним фронт работ.
— Тридцать за оба, десятку вперед.
Явно обрадовавшись, клиент тут же согласно кивнул:
— А когда ботики можно будет забирать?
— Завтра вечером.
Все формальности с оформлением заказа свелись к передаче двух пятирублевых купюр и едва заметному кивку, после чего Ефим закрыл приемное окошко: кашлянув и запахнув безрукавку-душегрейку из овчины, он покосился на кастрюльку и едва заметно поморщился. Пакость игольчатая… К его сожалению, сразу вернуться за стол не получилось: клиенты как с цепи сорвались, выстроившись снаружи в небольшую очередь. Год назад в стране появились литые резиновые подошвы для сапогов и ботинок — и если Казанский завод резинотехнических изделий одинаково хорошо делал и автомобильные шины, и обувные «полукалоши протектированные», то вот партии такого же товара от Нефтекамского химкомбината нет-нет да и выходили с брачком. Воду обе подошвы держали одинаково хорошо, но вот холод презирали только «казанки» — натуральные гражданские шины. «Нефтекамки» же при морозце ниже десяти градусов шли трещинами и переламывались пополам, обеспечивая всех обувных мастеров Страны Советов дополнительной работой… Пока сапожник разбирался со всеми страждущими его услуг, кастрюлька с боксом-стерилизатором сменилась на небольшой медный котелок, покрытый изнутри серебром. Не пустым, конечно: прямо при нем Александра начала наполнять его какой-то подозрительной густой бурдой, которую до этого целый месяц настаивала в темноте и прохладе одного из платяных шкафов мастерской.