— Вы правда вождь? — тихо спросила она, обмирая от восторга.
— Угу, вождь. Иди давай. Мужчинам надо поговорить.
— Как я рада, что вы здесь, — сказала Лорин одними губами и выбежала из кабинета.
Старик Моранж смотрел поверх очков, с какой нежностью ужасный дикарь смотрит на его девочку. И ему совсем не нравилось то, что он видел.
Комментарий к Десять ver.2.0
Tommee Profitt feat. Laney Jones — When The Sun Goes Down
========== Одиннадцать ==========
Сочная чернота приходящего вечера сгущала краски и хотела бы лобызать тёмными языками, но только билась бархатными мотыльками о стекло закрытого окна.
Лорин стояла перед зеркалом и застёгивала цепочки вокруг груди и бёдер. В зубах она держала ещё несколько цепочек и браслетов с россыпью мелких бриллиантов. Если решать собственную судьбу — то только будучи великолепной. Рядом лежала простая, но элегантная маска, открывающая только красивые губы и подбородок.
Цепочки струились по телу тяжёлыми змейками, и каждая повторяла движение юной леди Моранж. Критически осмотревшись, она всё же решила прикрыть наготу и оставила на себе шёлковую нижнюю рубашку.
Какое-то время девушка бездумно стояла у окна, не чувствуя ничего, кроме остроты внезапного одиночества. Как бы ей хотелось видеть его — а не своё, осунувшееся — лицо отражённым этой ночью. Но сперва дела. Она укрылась накидкой и вышла вон.
Слишком долго по улице идти не пришлось. Вскоре она была позади собора у неприметной калитки.
После гулкого тайного стука бесшумный провал входа принял девушку и так же неслышно исчез. Ледяные пальцы вцепились в короткий факел, пока ноги сами несли её в глухую черноту подземелья. Потянулась череда узких ветвистых коридоров, больше похожих на мышиные ходы.
Лорин нервно шла, одёргивая накидку и не глядя по сторонам. Ей нужна была зелёная дверь. Впрочем, и без двери путь в темноте был определён: к запаху сырости присоединился тошнотворно-сладкий запах опиума.
Невидимые руки приняли у неё факел и отворили дверь. Роскошь, свет и яркие маски ослепляли. В центре огромной залы играл небольшой оркестр на самом деле слепых музыкантов. Повсюду сновали кальянщики-невидимки с кубиками белоснежного опиума и вышколенные официанты.
При общей анонимности участников создавалась обстановка так называемой «закрытой открытости», когда пространство было разделено лишь полотнами яркой тафты, шёлка и нежнейшего газа. Никаких стен, никаких перегородок. За нарушение конфиденциальности полагались крупные штрафы, иногда стоимостью в несколько кораблей. Ну, а проштрафившихся девиц и вовсе не находили живыми. Для бесед, требующихся особой приватности, назначались другие дни и другие места.
Поигрывая бокалом в тонких пальцах, Лорин перемещалась по зале, грациозно покачиваясь на каблучках, и рассматривала парочки. И иногда, отводя глаза, группы побольше.
Ярко одетые проститутки подвизгивали и хохотали, пьяно выливая бокалы игристого вина туда, где полагалось быть декольте. Их хватали за руки, груди и животы разодетые мужланы, впрочем, тоже в масках. Скорее всего, внезапно разбогатевшие лавочники. Или игроки, не понимающие, как пережить скоропостижный выигрыш. Высокородные мужчины вряд ли могли быть падкими на жирный блеск фальшивых драгоценностей и раззявленые накрашенные рты, из которых доносились скабрезности. Одна из поддатых девиц взобралась на стол и начала игру в фанты, где каждый фант был частью её крикливого наряда. Тем не менее, уже спустя пару мгновений Лорин с удивлением узнала в девице благовоспитанную дочь давнего папенькиного приятеля по Торговому Содружеству. Её увезли с континента подальше от малихора буквально сразу после выпуска из пансиона для благородных девиц. Подальше от малихора. Поближе к центру их нового мира.
От наблюдательности Лорин не ускользнули и пёстрые кафтаны Хикмета. Верно кто-то сказал: «Низы — враждуют. Горы — сходятся». На известных в узком кругу Соборных Вечеринках не было врагов или соперников. Были только выгодополучатели. Самые парадоксальные тайные союзы заключались именно здесь.
«Здесь можно быть кем угодно, — думала Лорин, поправляя маску. — Тело — всего лишь инструмент».
Становилось жарко. Она перестала оборачиваться на случайные и нарочные прикосновения к телу. Она изучала собравшихся, порой забывая обворожительно улыбаться. Наряды были фальшивкой. Маски были фальшивкой. Смех был фальшивкой. Только приглушённые крики боли, слёзы и спокойные брызги блеска бриллиантов были подлинными. И, конечно, сполохи крови. Ещё при дворе старая фрейлина рассказывала им, совсем малышкам, о господах, пресыщенных удовольствиями настолько, что им доставляет радость только чужая боль, и что такие господа всегда щедры, очень щедры.
Мельком она глянула на высокую фигуру в зелёной накидке и маске белой львицы. Та провела пухлым пальцем по ножке бокала. Лорин мгновенно оглянулась. Позади неё стоял чей-то адъютант. Хмурое, почти злое, зверски-трезвое лицо выдавало в нём человека на посту, невзирая на простую чёрную маску и костюм с петушиными перьями.
— Мой патрон велел передавать вам, что на нашем небосклоне взошла новая звезда, — холодно проговорил он. — Могу ли я проводить вас в его покои?
Лорин любезно улыбнулась, и «разумеется» отскочило от её вежливого оскала.
Лёгкая походка поднимала волнами плотную ткань накидки, и густая пелена смрадной сладости свивалась завитками следом.
Покои патрона находились в самом углу залы. Многослойная переливчатая тафта не скрывала ни его безобразного тела, ни безвкусно нагримированных красоток вокруг и у его плохо прикрытых коленей.
— Кого имею честь благодарить за столь тонкое наблюдение небесных событий? — Лорин элегантно присела за низенький столик и в одно движение оправила накидку и сдвинула колени. — Мне докладывали в своё время, только астролябия Аль-Садского Университета — ах, конечно, единственно при изысканном и пытливом уме! — могла бы способствовать регистрации и вполне предсказуемому наблюдению вами означенного феномена.
Серые сверкающие глаза Лорин смотрели из чёрных прорезей маски с тем задором, что мог быть свойственен только идеалам цветущей юности. На пылкую живую речь оглянулись все девицы, включая даже ту, что хозяйничала под покрывалом.
Бледный язык вытолкнул мундштук кальяна сквозь мясистые губы. Тяжёлые щеки так низко оттягивали уголки рта, что масляно блестящее лицо походило на рожицу капризного ребёнка. И, тем не менее, рот вытянулся в улыбку и разомкнулся, чтобы выпустить низкий грудной смех.
— Бесценная голубка, умоляю, ни слова больше. Буде вы продолжите делиться с нами наблюдениями вашей хорошенькой головки, боюсь, тайна моего инкогнито будет тотчас же раскрыта. Ах, о чём же я? Вы, должно быть, и так знаете правила! Только вот при моей комплекции и привычках — сохранять инкогнито, всё равно что слону оставаться незаметным среди пустыни.
Он снова засмеялся, и жир волнами повторил этот неожиданно добродушный смех. Будь юная леди Моранж гуманнее, жалость кольнула бы её ласковым стилетом.
Конечно, об этом человеке знали и шёпотом переговаривались по всем побережьям. Могущественный наместник Хикмета, Альмиркарим ибн Разил аль-Хикмет, сын владельца текстильных мануфактур по всему Гакану, покровитель наук и искусств, и всего, что сопутствует прогрессу. Леди Моранж бегло глянула на резные изумруды его перстней. Она не ошиблась.
— Уверена, при должном освещении и правильной плотности небесной влаги найдётся то облако, что и в пустыне сделает слона неприметным, — улыбнулась девушка; размалёванные красотки тревожно зашептались. — Полагаю, здесь правила той же конфиденциальности, что и в любом уважающем себя обществе, — мягко добавила она.
— Бурхан, шайтан тебя дери, неси скорее нашей гостье фруктов и вина, и сладости! — прикрикнул адьютанту Альмиркарим, однако беззлобно. — Можешь проводить моих несостоявшехся одалисок. Нам с юной леди есть, что обсудить.