Агата Кристи — Красная шапочка
В деревне его уже ждали.
Молодёжь улюлюкала. Кто-то даже надел маски ульгов и тенланов, иллюстрируя безжалостность ночного налёта. Старухи перешёптывались и тыкали в него сухими пальцами, не сводя блестящих глаз. Винбарру было очень неуютно.
— Так-так-так, дитя моё. И какого же вонючего досантата ты вот так попёрся туда один, да ещё и ночью, сучий ты потрох?!
— Отец, не надо о себе так…
— Да что б тебя тенланы драли!
— Он был не один… С ним были мы… — робко заговорили юные on ol menawí¹, снимая маски.
— Он вёл нас на охоту на renaigse²! — похвастался молодой Глендан, рожки которого только-только начали пробиваться.
Макс ругнулся забористо, прикрыв лицо пятернёй. Винбарр молчал и смотрел ему в глаза — только узлы желваков перекатывались по челюсти.
— Идите все, погуляйте, — устало произнёс Макс, — а ты..! Давай, в общем, дома поговорим.
***
— Ты зачем корабли сжёг, придурок? Ты только что испортил нам отношения с навтами — это были их корабли; испортил отношения со стариком Моранжем он — вождь Новой Серены. Сын, ты понимаешь, что, погубив корабли, помимо немыслимых долгов, ты лишил нас прямой торговли с континентом?! Теперь, помимо выплаты за ущерб навтам, мы должны будем идти на поклон к renaigse, иначе наши товары — а среди них и нужные нашим землякам в старой Серене — не попадут на континент!
Макс зябко кутался в плед с цветами их клана. Зеленоглазая заботливо подливала ему в чай Молоко. Время и постоянные контузии во время стычек не щадили его. Ему предстояло последнее Равноденствие, после которого он будет назначать преемника. Впрочем, все уже знали, кто им станет.
— Разведчики указали, что эти же корабли утром увезли бы с собой на континент ещё и добрую сотню наших сестёр и деревья из священных рощ. Я понимаю, что не решил ни одной проблемы, а только создал новые. Но ты же знаешь, Макс, нам нельзя делать вид, что ничего не происходит. Пусть renaigse хорошо думают, прежде чем брать на борт живой товар. А с навтами мы договоримся, — юноша хмуро снимал броню. — А что, у старика Моранжа есть дочь? — как бы невзначай спросил он.
Зеленоглазая и Макс переглянулись. Зеленоглазая захихикала, Макс застонал.
— То есть ты ещё и умудрился покрыть единственную дочь старика Моранжа? Спасибо, что не сжёг родную деревню той же ночью! — горестно воскликнул он. — Хотя, зная тебя, мой мальчик, это никого бы не удивило. Его давно пора женить! — Макс схватил зеленоглазую за руку и отчаянно затряс. — Давно говорю: пора нам свататься — может, это его остепенит, пока всех девок не перепортил!..
Между тем у Винбарра покраснели даже уши.
— Она следила за мной. Я пошёл за ней, чтобы убить.
Макс нежно посмотрел на зеленоглазую.
— В нашу первую встречу ты чуть не лишила меня клинка, помнишь?
Зеленоглазая подоткнула ему под ноги плед и улыбнулась.
— Так а чего не убил-то? — спросил он, поворачиваясь к Винбарру.
— Ну, она смелая оказалась. Не скулила, не унижалась, не предлагала себя… Пусть живёт…
— Врёшь?
— Ну, может и предлагала, да я не понял…
— И как она?
— Да как… Я ушёл.
— Это, конечно, всё очень прекрасно, и где мои шестнадцать, но будь так любезен, скажи старому Максу, как ты намерен разгребать содеянное, м?
— Союз с renaigse. На наших условиях. Теперь, когда они знают нашу силу, я готов к переговорам, — почти не думая, процедил Винбарр, и Максу стало не по себе.
***
Ему необязательно было рассказывать Максу, что он почти озверел и потерял голову, когда рыскал по дому renaigse, и взгляд его пронзил леди Лорин Моранж. Она пахла ванилью, какао и страхом, а её узкая лодыжка отливала бронзой и приглашала уточнить оттенки, скрытые зелёными юбками. Он так и замер, и чтобы не сойти с ума, пришлось сесть, заставляя себя вминать стулья, а не её красивое тело, которое плохо слушалось, потому что хотело бежать, которое не выдерживало его взгляда и хотело прятаться.
А сила воли хозяйки, вопреки здравому смыслу, открывала его Винбарру. И он ждал. Возможно, у него будет время проверить магию волшебной силы подчинения, но не сейчас. Она что-то говорила, даже улыбалась, не разжимая губ. А он уже знал, что её нежная грудь ляжет ему в ладонь прохладно и упруго, и что он сожмёт её так, что она наконец проснётся, покинет мир своих дурацких кривляний и закричит от близости с ним, потому что он хочет обладать ею до сломанных ногтей, до смятой в кулак кожи на бёдрах, потому что сейчас он — тенлан в гоне, и потому что сейчас он, не снимая липких от крови рукавиц, намотает на руку её кудри, согнёт как молодой тис, почти пополам, почти вдвое, бедро к бедру, линия в линию. И когда она с ужасом заглянет ему в лицо, он слижет дорожки от слез с её щёк.
Он снял рукавицы и бросил их на очистку. Понюхал пальцы. Снова померещился запах какао. Он представил, как она хватает их широкими губами и беззвучно просит, умоляет не останавливаться, и испарина проступает между лопаток и покрывает её тонкой сеткой предутренней росы. Его рука на её тонкой шее, она вяло мотает головой, не в силах освободиться, но никто её и не держит — она сама, извиваясь, льнёт к его руке.
Она сердится и стучит чашкой по столу, и капля какао попадает ему на губу. Уже неважно, есть ли в нём яд. Он трогает каплю языком и удивляется сочетанию запаха и вкуса — сладкого и душистой горечи. Он смотрит на её тонкие запястья и замечает побелевшие костяшки на её кулачках. Она будет упираться коленками в его живот. Она будет сопротивляться. Её запястья поместятся в одну его руку, пока другой он будет напоминать ей, методично и властно, для чего женщине дано тело. Потом, разумеется, её колени окажутся на его плечах. Она будет злиться и выгибаться, пытаясь коснуться его ягодицами. А он будет вспоминать ей её побелевшие пальцы, смешное высокомерие.
Она будет визжать от злобы и, возможно, прокусит ему губу, пока их языки будут выяснять пропорции друг друга…
Юноша глубоко вздохнул, взял рукавицу и сел над кучкой песка на корточки. Кусок старой кожи шваркал по рукавице, роняя багровые и коричневые слипшиеся комки песка. Будь девчонка renaigse из другого теста, он точно так же счищал бы с неё спесь вместе с обрывками одежды.
Шварк-шварк. Её тёмные ноги обвивают его бёдра. Шварк-шварк. Его пальцы тонут в её теле. Шварк-шварк. Их руки сцепляются, и, наконец, она сдаётся ему. Шварк-шварк. Он растворяется в ней, как белое молоко андрига тает в чёрном Молоке doneigadа³…
Когда он закончил, песок был белым, а рукавицы чистыми. Низ живота свело.
— Да чтоб тебя тенланы жрали, проклятая!.. — ругнулся юноша и заковылял в святилище.
========== Пять ==========
Когда запыхавшийся гонец ввалился в резиденцию Моранжей в Сан-Матеусе, старик Моранж не спал. Он стоял у окна в халате и колпаке, не выпуская из рук стакан воды, и тревожно вглядывался в ночь.
Пожилой мужчина словно оцепенел, машинально отдавая распоряжения и подписывая срочные бумаги. Вещи были упакованы очень быстро, и повозка полетела в Новую Серену.
— Моя девочка цела и невредима, с ней всё хорошо, — твердил старик, отгоняя страшные видения твёрдым намерением духа. Как он мог оставить дочь совсем одну так надолго!
***
Между тем Лорин сидела в ванне с розовым маслом и пила папенькин бренди. Вокруг суетилась служанка, то разминающая ей плечи, то подливающая горячую воду.
Хотелось выхода распиравших и запертых в приличия эмоций, выпустить свой страх больше не встретить дикаря и страх — или желание? — стать его жертвой. Впрочем, насладиться последними глотками свободы без папеньки тоже было неплохо. Лорин вращала в руках стакан бренди, который обжигал так же, как палец, пахнущий сырым мясом, на её губах. И она смывала с себя призрачные прикосновения, натирая кожу до ссадин, чтобы, не дай Просветлённый, внимательный папенька не заметил чужого присутствия.