Лист отмахнулся.
– Я на вашем месте поступил бы так же.
Фон Фрайзинг улыбнулся.
– Благодарю. – Он подался вперед. – Что касается дальнейшего продвижения – если у вас нет нормальных бумаг, то это бессмысленно. Вам нужны пропуска, карантинные свидетельства… Без них вам не попасть в крупный город. Не говоря уже о бесчисленных таможенных заставах на пути.
– Я тоже об этом думал, – сказал Лист. – Я знаю одного малого, кто может сделать нам бумаги; он один из лучших в своем деле. Мы с ним были в одном подразделении. Насколько мне известно, сейчас он живет в Леобене.
– Леобен… – повторил фон Фрайзинг. – Это очень кстати.
– Кстати?.. Леобен далеко на востоке, а кругом зима, – возразил Иоганн.
Монах покачал головой.
– Послушай. В Тироле вы оставаться не можете. Дорога на запад закрыта, остается только на восток. Главный тракт проходит через Баварию и Зальцбург, так что она тоже отпадает. А вот Леобен очень даже кстати – если взять южнее и двинуться по Пути святого Иакова, а он также ведет на восток. По пути сможете укрываться в приютах для паломников, убережетесь от патрулей и грабителей. А уж когда раздобудете бумаги, любые дороги будут вам открыты.
Он помолчал немного.
– В Инсбруке я раздобуду вам рясы, и вас примут за паломников. Это самое меньшее, что я могу для вас сделать.
Иоганн задумался на мгновение.
– Звучит неплохо, – сказал он, глядя на иезуита. – Вы очень отзывчивы.
– Не без причины. Хорошо иметь рядом человека, закаленного в боях. Так заметно возрастают шансы живыми вернуться из долгого странствия.
– То есть…
– Именно. Мы идем с вами. Нам нужно попасть в Вену, чтобы доложить обо всем. – Он взглянул на Листа. – Конечно, если вы не против.
Иоганн кивнул.
– Превосходно. – Фон Фрайзинг вновь достал флягу из мешка. – Так выпьем же за это.
Лист закатил глаза.
X
Костер почти догорел. Элизабет и Базилиус спали. Фон Фрайзинг стоял, опершись на посох; была его очередь нести вахту. Все вокруг погрузилось в сон, и только слышно было, как шепчет ветер да журчит ручей. Монах вдохнул холодный воздух и закрыл глаза, пытаясь уловить то, чего не мог увидеть глазами.
Прохладное дуновение по лицу.
Тихое потрескивание сучьев в костре.
Пряный аромат смолы, щекочущий ноздри.
Он любил такие мгновения, когда можно было обдумать прошлое, сосредоточиться на целях и поблагодарить Господа за возможность повидать мир во всем его многообразии.
Наконец фон Фрайзинг перекрестился и произнес вполголоса:
– Omnia Ad Maiorem Dei Gloriam[4].
В этот миг из темноты появился Иоганн и встал рядом.
Некоторое время они стояли в молчании, словно по негласной договоренности разделяя тишину. Потом иезуит взглянул на Листа.
– Ты бы поспал еще немного. Завтра нас ждет долгий путь.
Иоганн не дал себя заговорить.
– Сегодня вы благодарили меня за искренность. Думаю, я заслуживаю того же, вам так не кажется?
– К чему ты клонишь?
– Я говорю о них. Что с ними стало и почему все произошло именно в этой деревне? И для чего вы приходите каждые пять лет?
– На первый твой вопрос я не смогу дать ответа. Что же касается второго… – Фон Фрайзинг задумчиво посмотрел в огонь. – Мой орден, скажем так, желает знать обо всех… – он помолчал, подбирая слово, – проявлениях чуда, происходящих на наших землях. Вот я и путешествую в качестве визитатора всюду, где объявляется пресвятая дева Мария, а люди внезапно исцеляются от недугов или происходит еще что-то, в чем можно усмотреть явное вмешательство Господа.
– Тогда можно предположить, что многие мили вы прошли впустую, – с иронией заметил Иоганн.
– Верно. Но только отчасти. Зачастую человек отправляется куда-то с одной целью, а достигает совершенно другой. И это вовсе не значит, что он потерпел неудачу.
– И так вы узнали об изгоях?
– Мы их никогда так не называли. В записях мой предшественник окрестил их детьми Овена.
Иоганн смутно припоминал о том, что рассказывал им Мартин Каррер. Он говорил, что первые из них родились именно под знаком Овена. Кроме того, его астрологическое начертание служило защитным знаком в деревне. Иоганн встречал этот символ повсюду, даже в долине.