После жизни, полной опасностей, я стал осторожным человеком.
Конечно, как я позже узнал, чрезмерная осторожность тоже могла быть ловушкой. Мой замысел, мои меры предосторожности — всё это было использовано в попытке убить мою семью, и лишь жертва, принесённая моим лучшим другом, спасла их.
— Чёрт побери, — выругался я, утирая щёки. — Я же не собирался об этом думать.
Так бывало каждый раз, когда я шёл по Мировой Дороге. Будучи под землёй, можно было бы ожидать в ней темноту, но это было не так. Она была ярко освещённой, почти весёлой. Зачарованные потолочные светильники были частью моего проекта.
Шагая по дороге, я миновал несколько телег, кивая возчикам. Они, конечно же, понятия не имели, кто я такой. Разумеется, я всегда путешествовал инкогнито, и иллюзия в этом сильно помогала. Сегодня я был седобородым фермером, или, быть может, ремесленником. Достигнув своей цели, я сниму иллюзию, снова став видным и хорошо одетым Графом ди'Камерон.
Личина мне требовалось, наверное, на четверть часа. Промежуточная станция в Замке Камерон имела круг, который вёл прямо в главную башню, находившуюся над Мировой Дорогой. Оттуда мне требовалось лишь спуститься по длинной лестнице, а затем пройти где-то четверть мили по самой дороге, до новых ворот, которые вели в Хэйлэм.
В прошлом Пенни настаивала на том, чтобы я путешествовал с охраной, но я сумел ей доказать, что одному и под личиной мне путешествовать безопаснее. Личина мне на самом деле не была нужна — мне просто не нравились поклоны и формальности, которые неминуемо следовали после того, как люди меня узнавали.
Я приостановился, проходя мимо ворот в Ланкастер. Теперь их назвали Воротами Дориана. Никакого официального указа мне издавать не потребовалось, люди просто начали их так называть. «И правильно», — печально подумал я. Как обычно, я взглянул вверх, посмотрев на треугольную нижнюю кромку монолита, раздавившего моего друга.
Следов на нём не было. Его целостность не вызывала сомнений. Даже алмазное тело моего лучшего друга не смогло оставить на камне царапины. Раньше тут было немного белой пыли, останков его раздавленного воротами тела, но теперь и её не стало.
Об этом событии слагали легенды. Иногда его называли «Алмазным Рыцарем», но по большей части его звали Дорианом Несокрушимым. В его честь складывались баллады и эпичные саги. Он держал ворота открытыми несколько минут, позволяя бежать его жене, детям, и моей семье. А потом ворота раздавили его в алмазную пыль и крошку.
Я до сих пор дивился тому, что он сумел это сделать. Камень, из которого состояли ворота, весил тысячи тонн, и за его движением лежали чары, напитанные силой Бог-Камня. У него не должно было получиться держать их так долго.
Но держал.
— Ёбаный в рот. — Надо было пойти в обход. Путь там был дольше, но я в ту сторону никогда не ходил. Я ходил здесь, чтобы вспомнить, или, быть может, чтобы себя наказывать. Он был здесь, но на его месте полагалось быть мне.
«Дурость бессмертна», — подумал я. В отличие от Дориана. Жил он теперь только в сердцах и умах людей королевства, в песнях и рассказах. Он стал легендой.
Ну, если честно, я тоже стал, но моя легенда была гораздо темнее. В некоторых частях мира меня звали «Кровавым Лордом». В основном из-за того, что случилось в Герцогством Трэмонта. Там погибли тысячи человек, их души были поглощены, а тела остались гнить.
Тел давно не стало, но люди всё ещё боялись там жить, хотя земли были плодородными и свободными.
Шиггрэс туда на самом деле послал не я, это сделал мой заклинательный двойник — но у меня были его воспоминания. Я помнил, как отдавал приказ. Я ощущал вину.
И за это я получил всего лишь короткую порку кнутом. Я также выплатил кучу золота семьям убитых. Это всё ещё казалось мне пустым жестом.
В местах, где ко мне относились лучше, меня звали «Убийцей богов», но это было самым лестным из всего того, что обо мне говорили. В глазах каждого человека, который осознавал, кто я такой, до сих пор появлялся страх. Исключением были лишь члены моей семьи, большинство жителей Уошбрука, и самого замка.
И Пенни ещё гадала, почему я предпочитал путешествовать под личиной.