Ей нужен был ответ, которого у меня не было, но во мне горела решимость ей помочь. В её взгляде была скрытая мольба — тайное, отчаянное желание понять. «Тирион, ублюдок ты этакий!» — внутренне выругался я. «Ты хотел, чтобы я научил её жестокой реальности предательства, но ей нужно другое. Ей нужен отец». До этого я на самом деле не рассматривал её как свою дочь. Она была слишком непохожей, слишком чужой. Но я готов был сделать всё, что в моих силах.
— Ты знаешь, что такое мудрость? — сказал я, отвечая на её вопрос своим собственным.
Линаралла слегка наклонила голову вбок, чуть-чуть напомнив мне Хампфри:
— Мудрость — это использование рассуждения для определения наиболее эффективного образа действий по достижению желаемого результата. В целом, о ней говорят, когда изучают долговременные последствия, в отличие от кратковременной выгоды.
Я покачал головой:
— Нет. — Вообще-то, я посчитал её ответ достаточно близким, но в нём не хватало ключевой детали. — То, что ты только что описала — это функция интеллекта, и она похожа, однако мудрость — это атрибут, позволяющий нам выяснить, что является правильным. Мудрость — это применение одновременно интеллекта и эмоций для принятия моральных решений. Правильное и неправильное не существуют в сфере чистого интеллектуального мышления — их можно выявить лишь применив не только разум, но и сердце.
Тирион — умный человек, но в том, что касается мудрости, он провалился. Я не знаю, что бы я сделал на его месте, но я не могу поверить, что я пришёл бы к такому же состоянию, к какому пришёл он. Большинство людей имеют схожую эмоциональную реакцию на насилие, предательство, пытки, и все те страдания, через которые он прошёл — но через призму мудрости некоторые из нас реагируют не как все, — объяснил я.
— А что бы сделал на его месте мудрый человек? — спросила она меня.
— Все люди страдают — и мужчины, и женщины, — начал я. — Это — часть жизни, подобно дыханию. Некоторые впитывают страдание, делают его причиной своего существования… они творят из своих страданий тёмную причину жить дальше — отмщение. Мудрые люди принимают свои страдания, и ищут совсем иного. Они ищут решения, способы уменьшить страдания других, даже если для этого им самим требуется страдать больше.
Я настрадался больше других — может, и не так много, как Тирион, однако я решил не позволить страданиям определять меня. Вместо этого они помогают мне сопереживать остальным. Они заставляют меня пытаться помочь остальным пережить их собственные невзгоды и испытания. Вот, что лежит в сердце истинной семьи — желание помочь друг другу перед лицом невзгод, а не просто слепо пытаться причинить боль тем, кто сделал нам плохо. — Я замолчал, позволяя моим словам улечься в её голове.
Через некоторое время Линаралла заговорила:
— Я всё равно его не понимаю. В чём был смысл его брутальных тренировок? Если я ему безразлична, то почему он причинил мне так много боли, уча меня сражаться?
— Ты ему безразлична потому, что он сам себе безразличен. Ты была продолжением его гордости — инструментом для увеличения его могущества. Он скорее всего и сам себя не понимает, — печально сказал я.
Линаралла снова поймала мой взгляд, уставившись мне прямо в глаза:
— Я хочу помочь Пенелопе. Пока я была на острове, я по-моему узнала кое-что, способное ей помочь.
Я не мог не заинтересоваться:
— Что именно?
— Мои предки создали очень продвинутые методы использования заклинательных плетений для исцеления ран. Один из таких методов позволял трансплантацию живых тканей от одного человека другому. Если я смогу научиться этой технике, то смогу отдать Пенни мою руку, взамен той, что она потеряла, — сказала Линаралла.
Меня ошарашило само только это предложение. Я ответил, со своей неизменной выразительностью:
— Чего?
— Я хочу отдать ей мою руку, — повторила молодая женщина.
— А тебе она разве не нужна? — тупо спросил я. Мои высшие мыслительные функции всё ещё были заблокированы.
Линаралла покачала головой:
— Не настолько, насколько она нужна Пенелопе. У меня есть магия. У неё — нет. Благодаря заклинательному плетению я могу создать сколько угодно конечностей для любых необходимых мне целей. — Подчёркивая этот довод, она тут же вырастила у себя из-под левого плеча похожую на руку конечность, целиком состоявшую из заклинательно сплетённого эйсара. Конечность потянулась вверх, и похлопала Линараллу по щеке трёхпалой ладонью. — К тому же, в конце концов я брошу это тело, и стану Старейшиной. Сколько у меня в тот момент будет рук и ног, совершенно не важно.