Прыгнув вперёд, я схватил одну из массивных ног своими руками. В тот момент я был достаточно силён, чтобы слегка поднять эту ногу, заставив тортаса выпрямить две другие, чтобы сохранить равновесие. Но кроме этого ничего не произошло. Если бы машина была из железа или стали, то уже должна была бы начать дымиться и плавиться от моего касания. «Чёрт, да из чего сделана эта хрень?».
Зачерпнув из земли, я влил в свой щит ещё больше жара, за исключением той части, которая закрывала мою голову — иначе я не смог бы ничего видеть из-за свечения щита. Сжав пальцы, я почувствовал, как металл в моей хватке начал уступать. Он смялся, став гнутым и бесполезным задолго до того, как я смог его проплавить. Сменив позу, я стал толкать край платформы, поддерживавшей верхнюю часть тортаса, и перевернул его вверх ногами. Затем я прижался к его дну, и начал прожигать путь внутрь.
Прошла будто целая вечность, прежде чем металл начал слегка проседать, после чего я смог слегка утопить в него пальцы, создав зацепки на гладкой поверхности. Используя мою ныне значительную мощь, я потянул, будто пытаясь порвать металл одной лишь грубой силой.
Несмотря на обжигающую температуру и мою силу, я не достиг успеха. В основном. Частично причиной этому стали молотившие по воздуху ноги твари, заставлявшие меня постоянно бороться, чтобы удержать её на месте. В результате я смог оставить на днище лишь маленькую щель.
Первым моим инстинктом было запустить руку в мешочек, и взять ещё железных бомб, чтобы засунуть их в маленькое отверстие — но секунду спустя я заставил себя остановиться. «Если я сейчас коснусь их руками, то от меня и мокрого места не останется». Я почувствовал себя идиотом.
«Дурость бессмертна», — напомнил я себе, — «однако я и впрямь испытываю верность этого девиза на прочность». Вся моя стратегия была глупой — использовать огонь и жар, когда мне уже сказали, что они были почти бесполезны. Видимо, за годы совместной жизни я что-то подхватил у Пенни. Упрямства во мне стало больше, чем ума.
Однако у меня появилось отверстие, поэтому я послал в него тонкое огненное копьё, тыкая во внутренности твари, пока оттуда не начал валить дым. Из отверстия донёсся зловещий треск, и ударили шипящие белые искры, заставив меня попятиться. После чего я бросился бежать, проклиная свой собственный идиотизм. «Я и впрямь такой тупой, каким кажусь». Мне в спину тараном ударила волна воздуха, подбросив меня подобно листочку, когда тортас взорвался.
В итоге я растянулся на земле в двадцати ярдах от него. Мой щит каким-то чудом выдержал удар, и я сумел приземлиться, ничего не сломав, насколько я мог судить.
Мой щит больше не светился, так как я перестал зря тратить энергия в этом бесплодном направлении, но начал сотрясаться, когда другой тортас, описавший круг вокруг своего павшего товарища, открыл огонь. Поскольку я не успел закрепиться, моё тело заскользило по зелёной траве. Бой начался так хорошо, но теперь я начал испытывать раздражение.
Пришло время сменить тактику. Я достаточно наигрался, пробуя вещи, о неэффективности которых меня уже предостерегали. Мэттью и Мойра рекомендовали использовать против этих машин молнию, поэтому я вытянул к приближавшемуся механизму руку, и послал громыхающий разряд актинического синего цвета.
Равномерный град ударов по моему щиту прекратился, но тортас не выглядел повреждённым. Его оружие перестало вращаться, в то время как его рэйлган начал поворачиваться для выстрела. Он был в двадцати ярдах, и я не думал, что он промахнётся.
На секунду я пожалел, что мне не хватило предусмотрительности вытащить мой посох. Используя его как рунный канал, я смог бы сделать свою молнию гораздо эффективнее. Одной из причин, почему мне не нравилось использовать молнию, было то, что молнией было трудно управлять. В отличие от огня или чистой силы, она имела тенденцию к разветвлению и ударам в направлениях, отличных от того, которое имел ввиду маг. Но вытаскивать посох уже было слишком поздно. Тащить шестифутовую палку из мешочка на поясе было делом неудобным даже в нормальных условиях — попытка же сделать это сейчас лишь превратила бы меня в неподвижную цель.
Поэтому я прибег к старой уловке. Я вогнал свою волю в землю, вскинув в воздух большую массу почвы, и взбил её в грязное, коричневое облако, накрывшее отделявшее меня от машины пространство. Затем я встал на ноги, и взметнулся в воздух. В какой-то момент тортас выстрелил, но созданной мною сумятицы хватило, чтобы он промахнулся.