Эпилог
Через неделю после нападения на Замок Камерон я стоял во дворе, примерно в том же месте, где моя жена билась с тортасами. Поскольку донжон всё ещё лежал в руинах, последнюю службу для прощания с моей дорогой Пенни пришлось проводить на улице, но, учитывая размеры собравшейся толпы, это скорее всего было к лучшему.
Из одного только Уошбрука пришла почти тысяча человек, и это только местные. Сама Королева присутствовала в сопровождении значительного числа крупных и мелких дворян королевства. Присутствовали даже Король Николас из Гододдина и недавно коронованный Король Джеролд из Данбара.
Николас, в частности, всегда хорошо относился к моей жене с тех самых пор, как она много лет назад спасла его жизнь от клинка убийцы.
Но, конечно, это было не только для Пенни. Уолтэр Прэйсиан уже был похоронен, но поминки были и по нему тоже, а также по мужчинам и женщинам, погибшим во время недавнего нападения. Но в сердце своём я знал правду: минимум половина собравшихся не была бы здесь, если бы среди павших не было Пенни.
Произносились речи, и в отличие от некоторых посещённых мною похорон именитых дворян, я точно знал, что говорившие искренне скорбели. Я сам произнёс короткую речь про Уолтэра, но когда дошло до моей жены, у меня сдавило горло, и слова отказывались покидать мои губы.
Но про Пенни говорила Королева, а также Король Николас, и Король Джеролд, выразившие искреннюю благодарность за то, что она для них сделала. Мои дети были в слишком большом смятении, чтобы выступать перед толпой, в отличие от многих других. Я смотрел и слушал, но всё ещё не мог поверить, что это происходило. Онемелый, я оказался безмолвным свидетелем величайшей трагедии в моей жизни.
Пока Роуз Торнбер не вышла, чтобы высказаться о своей подруге. Она как всегда была воплощением идеальной леди, сумев затмить даже Королеву, несмотря на её безрадостное чёрное платье. Её легендарный самоконтроль сослужил ей хорошую службу, когда она спокойно вышла перед собравшимися. После чего она заговорила:
— Графиня ди'Камерон была моей самой близкой подругой. Пенелопа была второй матерью для моего сына, и…
Голос Роуз утих, и казалось, что она не может говорить дальше, будто давясь чем-то. А затем её внешнее спокойствие обрушилось. Её сын, Грэм, увёл прилюдно плакавшую Роуз прочь. Я мог вспомнить только один случай, когда она так расклеивалась — на похоронах после смерти Дориана.
Потом прощаться вышла моя мать, Мириам Элдридж. Она была старой, хрупкой, и ей было неудобно стоять перед таким скопищем людей — но гордость духа моей матери не позволила этому остановить её. Звук её голоса пронзил моё онемевшее сердце, и мои слёзы потекли ещё до того, как она договорила первую фразу.
— Пенелопа Иллэниэл была моей невесткой, но я не могла бы гордиться ей больше, будь она моей плоти и крови, — начала Мириам. — Я мало что знаю о придворных обычаях или великих свершениях. Я сама из простого народа, как и она сама, но никто не обладал большей доблестью духа, чем наша милая Пенни. Многие из вас знали её как Графиню ди'Камерон, и кто-то из вас знал её как воительницу, но хотя в этих ролях она была великолепна, любила я её за заботу, которую она проявляла к моему сыну и внукам.
Не было в этом мире матери лучше её, жены лучше её. Она заботилась о своей семье со страстью, которой не было предела, защищала их со свирепостью, против которой было не выстоять, и любила их сердцем, которое не знало границ. Я каждый день благодарила звёзды с того дня, как она приняла решение разделить свою любовь с моим сыном, — закончила она.
Остаток дня прошёл несчастно. В честь Пенни и Уолтэра устроили большой обед, и поскольку нам негде было его проводить, Королева предложила для этой цели свой дворец. Как только похороны закончились, важных персон перенесли туда через телепортационные круги. Хуже всего было то, что я должен был отправиться с ними. Когда королевские особы присутствуют на похоронах для твоей семьи, надо как-то это признать, даже если сам ты об этом их не просил. Я просидел длинный обед вместе с Ариадной и другими важными людьми, но больше всего мне хотелось сбежать, и спрятаться где-нибудь, где я мог бы горевать в покое, без зрителей.
Ариадна это понимала, и постаралась сделать участие моей семьи как можно короче и настолько безболезненным, насколько было возможно. Мои дети сбежали менее чем через час, и я сам откланялся полчаса спустя.
После этого я обнаружил, что шагаю один по длинному коридору, который вёл от центральной части дворца к парадным воротам, и я был рад своему одиночеству. Я понятия не имел, куда направлялся, и мне было всё равно. Если бы я собирался домой, то шёл бы к порталу Королевы, что вёл в мой дом.