Разговор шёл ещё час или больше, а затем я предложил заточить им ножи. Харолд согласился, и расплатился со мной ещё двумя кружками эля. После этого он предложил:
— Как я говорил, мест а я не предлагаю, но если тебе нужно где переночевать, то у Вдовы Тиммли есть лишняя комната, и я уверен, что деньги ей не помешают. У неё может даже быть что-то, требующее внимания.
Тон его голоса ясно давал понять, что он намекал на возможность разделить кровать с вдовой, а не спать одному. Ремарка была грубой, и в более вежливой компании заработала бы ему презрение, но я ощущал что-то ещё, лежавшее за его словами. Забота? У меня сложилось впечатление, что, быть может, он искренне надеялся, что я смогу поладить с этой женщиной.
Если она действительно была вдовой, тогда ей могла быть нужна помощь. Одинокая женщина встречала много трудностей, из которых финансовая поддержка была далеко не единственной, и не обязательно самой важной.
— По-любому звучит лучше, чем спать на земле, или в чьём-то сарае, — согласился я.
Он указал мне дорогу к её дому, который было легко найти, поскольку тот был недалеко от центра крошечной деревни. С собрал свой рюкзак, и отправился туда.
Конечно, я не собирался обольщать женщину, чтобы та поделилась со мной своими прелестями. Я был женат, но Харолд об этом не знал. В конце концов, у бродячих жестянщиков редко бывала семья.
Я подумал было её не беспокоить, поскольку место для сна мне на самом деле не требовалось, но что-то всё равно заставило меня окликнуть:
— Ау? Миссис Тиммли? Харолд из таверны сказал, что мне следует спросить, нет ли у вас для меня кровати. Заплатить я могу.
Дом был маленьким, поэтому я не сомневался в том, что она сможет меня услышать, и уже знал, что она была внутри. Чуть погодя она выглянула из двери. Она долгую минуту молчала, оглядывая меня. Для жившей в одиночестве женщины незнакомый мужчина, да и любой мужчина, приведённый в дом, представлял риск.
В более высоких слоях общества это было делом неслыханным, но здесь, среди крестьян Данбара, практичность выживания была важнее. Будучи вдовой, без перспектив на новое замужество, она могла почти не бояться получить репутацию «гулящей женщины». Мои деньги ей были гораздо важнее.
Её возраст меня удивил. Она была ужасно молодой для вдовы. Я бы предположил, что ей было за двадцать, или чуть более тридцати. Тёмные карие волосы выглядывали из-за краёв покрывавшего её голову платка, и её внешность портил лишь кривой нос. Он, наверное, когда-то был сломан, и неправильно сросся.
Наконец она ответила:
— Заходи. — Отойдя назад, она широко раскрыла дверь.
Что-то в простоте её ответа меня беспокоило. Ей следовало быть подозрительнее, задать больше вопросов, или выдать мне предупреждение. Полагая, что она лишь надеялась продать мне спальное место, конечно. Её ответ также не имел смысла, если она на самом деле была распутницей. В таком случае она бы напустила ложного обаяния. Нет, это был пустой ответ женщины, которой уже было всё равно.
— Благодарю, мэм, — ответил я, входя в дом. — Сколько с меня за кровать?
— А сколько сможешь заплатить? — сказала она, отвечая вопросом на вопрос.
— Двух пенни хватит? — спросил я. Я правда не был уверен, но предположил, что этого было достаточно.
Она пожала плечами:
— Пойдёт.
Комната была маленькой, и хотя до «приятной» она не дотягивала, описать её как «уютную» можно было вполне. Она выглядела хорошо ухоженной, по меркам небогатой деревенской жительницы. Над огнём висел котелок, и рядом стоял стул. Шедший от котелка запах был соблазнительным — гораздо лучше, чем запахи в таверне Харолда.
— Кровать — там, — сказала она, указывая на единственную другую дверь, которая вела из комнаты в, вероятно, её спальню.
— О, я не могу отнять вашу кровать, мэм, — сказал я ей, снимая шляпу, и придав лицу смиренное выражение. — Тут, на полу, мне вполне сойдёт.
Черты её лица наконец слегка изменились, показав лёгкое удивление, когда она выгнула бровь:
— Ты заплатил за кровать. Этой ночью я могу и у огня посидеть.
Эти слова вызвали у меня лёгкое облегчение — она определённо не предлагала себя на этот вечер.
— Нет, мэм. Не привычный я к кроватям. Огня хватит, а мой рюкзак сгодится за подушку. — Оба утверждения были чистой ложью. В последний раз на земле я спал годы тому назад, и был весьма уверен, что мой рюкзак оставил бы мне больную шею, попытайся я использовать его в таком качестве.
— Как хочешь, — сказала она, возвращая чертам лица прежнее отсутствующее выражение. — Я собиралась ужинать. Харолд тебя кормил?