Мы ещё немного поболтали, но беседа стала более расслабленной — вина и стыд больше не бросали тень на наши мысли. Чуть погодя она помогла мне встать, чтобы я мог опустошить свой переполненный мочевой пузырь — и в этом тоже она помогала мне уже не впервые. Сколько же раз она выхаживала меня.
Позже она ушла, но сперва наклонилась, чтобы ещё раз меня поцеловать. Я ощутил у себя на груди вес её кулона. Серебряного кулона, который я сделал давным-давно, чтобы защищать её от шиггрэс. Тьма снова затмила мои мысли, но я продолжал улыбаться, пока она не ушла.
Следующий день был хуже первого. Синяки — они такие. В первый день они тебя дурят, заставляя думать, что, возможно, всё не так плохо — но как только ты расслабишься, тут-то они и напрыгивают. Я едва мог двигаться — шевелился я только для того, чтобы сходить в туалет. Моча у меня была тёмно-коричневой — весьма подходящий к случаю цвет.
Вся моя семья по очереди торчала рядом со мной, наблюдая за моим дыханием и сном, и постоянно пытаясь насильно залить в меня возмутительное количество воды. Всё это было частью садистского плана Элиз, направленного на то, чтобы не дать моим почкам загнуться раньше, чем у них появится возможность вернуться к норме. Я всегда знал, что она имела на меня зуб. Она знала, что именно мой злодейский разум стоял за кражей пирожков с черникой — за каковую кражу Дориан благородно взял вину на себя. Я всем желающим послушать твердил, что она пытается меня убить — но они не обращали на меня внимания.
На второй день объявилась Роуз.
Леди Роуз Торнбер, или, более формально, Леди Хайтауэр, была из числа старых друзей. Она была замужем за моим другом Дорианом, и прошла вместе с Пенни и мной через многие невзгоды. Я доверял ей не меньше, чем членам моей семьи. Если честно, для меня она и была членом моей семьи.
Но сегодня я ей не верил.
— Что ты здесь делаешь?! — потребовал я, когда она пересекла порог спальни. Как обычно, её длинные тёмные волосы были заплетены и уложены в безупречную косу у неё на макушке. От одного из своих более обычных элегантных платьев она отказалась в пользу простой льняной сорочки. Она выглядела подозрительно похожей на сиделку.
Её губы скривились в полуулыбке, когда она меня увидела:
— Пенни пришлось отправиться в Гододдин, поскольку тебе всё ещё нездоровится. Я вызвалась взять на себя на сегодня обязанности по уходу за Мордэкаем. Ты воду сегодня пил? — Она взяла кувшин со стола у стены.
— Помогите! Она пришла меня убить! — вяло закричал я в уже закрывшуюся дверь. Леди Роуз была невесткой Элиз Торнбер — не было сомнений, что она была в курсе заговора.
— Хватит уже, — игриво отрезала она. — Твои дети сказали, что ты — трудный пациент, но я не ожидала, что всё будет настолько запущено.
Я обидчиво отвернул голову прочь от неё:
— Если ты попытаешься предложить мне стакан с водой, я укушу тебя за руку, — пробормотал я. — И так уже чувствую себя трещащим по швам бурдюком. — Я попытался поднять руку, чтобы она могла увидеть мои похожие на сосиски пальцы, но было слишком больно, поэтому я в конце концов сдался.
Роуз подошла ближе, и села на стуле рядом с кроватью, а затем наклонилась, глядя на меня сверху вниз:
— Как же низко ты пал. — Она одарила мой лоб лёгким поцелуем, прежде чем снова усесться. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
Я поморщился:
— А как я выгляжу? Умножь это на десять — и будешь недалека от истины.
На её лице мелькнула озабоченность, но исчезла почти так же быстро, как и появилась. Большинство людей вообще не заметили бы. Леди Роуз была превосходной актрисой, и мало кто видел глубины, скрывавшиеся за идеально сдержанным выражением её лица.
— Тебе всегда нравилось ныть, — едко сказала она. — Когда ты в последний раз ходил в туалет?
Я одарил её полным деланного смущения взглядом:
— Ты ещё даже не подарила мне цветы, а уже хочешь знать что-то о моём мочевом пузыре?
— Морт, — предостерегающе сказала она.
— Час назад, — солгал я.
Её голубые глаза сверкнули:
— Твоя дочь сказала, что последний раз был прошлой ночью.
— Я тайком выскользнул с кровати этим утром, когда она отошла. Меня слишком смущает делать это в её присутствии.
— Ты едва можешь двигаться, — сделала наблюдение она, а затем, ничуть не смущаясь, нагнулась, и вытащила ночной горшок. Я почувствовал, как моё лицо покрыл румянец, когда она убрала крышку. — А эта штука — пустая.