— Ты разожжёшь войну, — предостерёг я.
— Да мне плевать! — закричала она. — О Королеве тоже не забудь. Если нам тут не хватит сил, я позабочусь о том, чтобы вместе с нами поднялся весь Лосайон. Мы сожжём каждое дерево на том ёбаном острове, а когда закончим с этим, я вспорю Тириону брюхо как рыбе!
— Нет, не вспорешь, — устало сказал я. — Ты что, собираешься и мать Линараллы тоже убить? Она невиновна. Ши'Хар ни в чём не виноваты. Даже Тирион не хотел такого исхода.
— Должен же быть какой-то другой вариант, — пробормотала она сдавленным голосом.
— Есть несколько, — ответил я, — но при любом из них перестану быть человеком.
Её глаза загорелись надеждой, но я сразу же покачал головой:
— Нет. Я уже был чудовищем. Я лучше умру достойно, чем соглашусь на такое, — сказал я ей.
— Но ты же вернулся, — настаивала она. — Сможешь вернуться и в этот раз.
Она имела ввиду чары бессмертия. Ту магию, которая некогда заточила меня в бессмертном теле. Я был вынужден красть жизнь у окружавших меня смертных, чтобы поддерживать некое подобие человечности. «И я не уверен, что оправился после прошлого раза», — подумал я. «По крайней мере, не до конца».
— В тот раз мне помогли двое волшебников, один из которых был архимагом. Гарэс больше никаких услуг мне оказывать не будет, а я сам не стал бы просить, даже если бы он был согласен. В прошлый раз им повезло. С тем же успехом мы могли просто умереть тогда втроём.
Пенни меня не слушала:
— А Мэттью сможет?
— Нет, если я не дам согласие.
Она улыбнулась сквозь слёзы:
— Тогда мы просто подождём, пока ты не начнёшь бредить.
— Чары создают копию разума в момент их сотворения. Вы останетесь жить с безумцем, — сказал я ей. — Иди сюда. — Я неопределённо махнул руками, подзывая её поближе. Когда она наклонилась, я поцеловал её в щёку. — Ещё есть надежда, но я не собираюсь совершать никаких глупостей. Если случится худшее, я хочу, чтобы ты была сильной, и приняла всё как есть.
Плотину прорвало, но плакала Пенни недолго. Несколько минут спустя она взяла себя в руки, и выпрямилась. Сперва она послала за моей матерью, и я потратил довольно много времени на её визит.
Матери я о своей близкой смерти не сказал. Даже для меня это было чересчур. Но я уверен, что она каким-то образом почувствовала этом в моих словах. Мы болтали в течение часа, и я позаботился о том, чтобы между нами не осталось ничего невысказанного. Она должна была знать, что она для меня значила.
С детьми получилось иначе. Ничто не мешало им высказываться о том, что подсказывала им их интуиция. С Айрин было хуже всего. Каким бы весёлым я ни был, её это не обмануло. Безутешная, она ушла в слезах, терзая моё сердце.
Коналл принял вести тихо, но ушёл полностью расклеившимся. Мойра держала себя в руках, но, как и её мать, настаивала на нелепых планах по сохранению моего разума, раз уж жизнь мою было не спасти.
Я решительно отказался от её замысла. У меня не было никакого желания умереть, оставив после себя какую-то заклинательную копию — именно это она, по сути, и предлагала.
Мэттью навестил меня последним, когда солнце уже давно село. Он ждал до последнего потому, что увлёкся своим новым проектом. Или, быть может, ему было не охота.
Когда он вошёл, на его лице не отражалось ничего.
— Портал в Албамарл почти готов, — проинформировал он меня.
Я кивнул:
— Гора с плеч.
Он слегка рассмеялся:
— Уверен, у тебя есть гораздо более серьёзные поводы для беспокойства.
Я улыбнулся:
— Возможно — но ничего другого в голову не приходит.
— Все думают, что ты умираешь, — прямо сказал он. — Весь дом с ума сошёл.
— Но ты — нет, — сделал наблюдение я.
Он вздохнул:
— Я не знаю. Это кажется нереальным. Возможно, позже. Но бегать по дому и кричать в слезах я не буду.
«Нет, ты будешь игнорировать мою смерть, пока она не укусит тебя в темноте несколько недель спустя», — подумал я. «И вот поэтому-то за тебя я волнуюсь больше, чем за них. Горевать ты будешь в одиночестве».
— Гарэс отказался прийти, — сказал Мэттью.
— Как и ожидалось.
Он подошёл к окну, глядя на располагавшийся за ним осенний пейзаж.
— Элиз говорит, что проблема в твоих почках.
— Ага, — ответил я. Я хотел сказать больше, хотел сказать сотню разных вещей. Но я не знал, как с ним говорить. В некоторых отношениях он был похож на моего отца — общался посредством действий и идей. Чувства не входили в его словарный запас.