Пенни подобрала с пола морковку, и бросила на стойку.
— Я не могу окончательно прийти в себя, пока у меня не хватает целой руки.
— Я имел ввиду твоё здоровье.
Вытерев глаза, она ответила:
— Я знаю, что ты имел ввиду. И ты по-прежнему что-то скрываешь. Это опасно, так ведь?
— Всё, что я делаю — опасно, — сказал я. — По крайней мере, если речь идёт о моих уникальных способностях. Мне придётся стать тобой, как я сделал в тот день, когда в тебя попало копьё из баллисты. Мы оба можем исчезнуть, или слиться в одну личность. В лучшем случае всё получится, но мы никогда так и не узнаем, кто из нас кто.
Она выдохнула, мрачно хохотнув:
— Не могу тебя винить за то, что ты не хочешь быть мной.
Осклабившись, я ответил:
— Я больше буду сочувствовать тебе, если ты окажешься мной.
— А по мне, так это здорово, — сказала она. — Ты имеешь хоть какое-то представление о том, насколько я порой тебе завидую? Нет, конечно же не имеешь. Помнишь, когда мы были маленькими? Тогда между нами почти не было разницы. Ты был просто таким неуклюжим, тощим пареньком. Никто тебя тогда не понимал кроме меня. Я видела твоё сердце, твою доброту. Я любила тебя, и мне было всё равно, что ты был никем. Я тоже была никем.
А потом ты стал волшебником, и внезапно оказался в центре всех событий. А я всё ещё была никем, но ты почему-то всё равно продолжал меня любить. И вот неожиданность — оказалось, что ты был потерянным наследником Камеронов и Иллэниэлов одновременно! Все хотели тебя, или жаждали тебя убить. Ты был важным. Но кем была я? Я была просто обычной девушкой, с которой ты не пожелал расстаться.
Какое-то время я была твоим телохранителем, и это придавало моей жизни смысл. По крайней мере, я могла оставаться с тобой. Но я слышала пересуды. Ты никогда не задумывался, что я могла услышать этими нечеловечески чуткими ушами, которые ты мне дал? Как много этих разодетых лордов и дворян говорили что-то, не осознавая, что я могу их слышать? Им было тебя жаль, или хуже — они считали тебя дураком за то, что ты захотел жениться на мне.
Но ты всё равно на мне женился. Как я могла отказать? Ты был всем, чего я когда-либо хотела, но я всё равно чувствовала стыд. Мне следовало отпустить тебя, оттолкнуть тебя прочь, но я была слишком эгоистичной, слишком упрямой, чтобы отдать тебя кому-то другому.
И теперь я целыми днями притворяюсь… притворяюсь не той, кто я есть — притворяюсь важной, притворяюсь главной, а мне хочется только стать невидимой. Мне хочется… мне… мне хочется, чтобы ты был никем, чтобы всё было как раньше. — Она закончила, уронив голову на свои подобранные колени, глядя в пол.
— Пенни.
— Знаю, — перебила она. — Я купаюсь в жалости к себе. Не трогай меня. Графиней я побуду завтра. Сейчас я просто не могу. Устала.
Встав, я пересёк комнату, и сел рядом с ней, приобняв её рукой за плечи:
— Я хочу того же, — сказал я ей. — Я так часто жалел, что мы не можем просто забыть обо всём и сбежать. Меня поддерживает лишь одно, только одно утешение позволяет мне вынести такую жизнь.
— Если скажешь, что это — я, то отправишься в полёт через всю кухню, — удручённо сказала она.
— Нет, — ответил я. — По крайней мере, не та «ты», которую я впервые полюбил. В те дни ты была милой, но жизнь мою делает стоящей та женщина, которая сейчас со мной. Пенни, которую я знал ребёнком — она была никем, но я её любил. Но ты перестала быть ею. Ты — девушка, которая отказалась бросить меня, которой было всё равно, дворянин я или нет — волшебник или нет. Та, которая отказывалась слушать высокомерных мудаков, считавших, что им лучше меня знать, что мне во благо, а что — нет.
Может, ты считаешь, что прикидываешься — но никто другой так не думает. Ты не давала графству развалиться, когда меня не было. Ты сражалась за наших детей, когда они не знали, что делать. Ты спасала меня от моей собственной лжи так часто, что я уже счёт потерял. Я живу только благодаря тебе, благодаря тому, как ты отказываешься сдаваться. Ты всегда была слишком, чёрт побери, упрямой, чтобы позволить жизни поставить тебя на колени. Вот, почему я тебя люблю.
Она странно посмотрела на меня:
— Потому что я упрямая?
— Ничто не сравнится в драгоценности с любовью упрямой женщины, — сказал я, улыбаясь сквозь собственные слёзы.
Пенни ничего не сказала, и через некоторое время наклонилась, и легко поцеловала меня.
— Так что, ты теперь отправишь меня в полёт через всю кухню? — спросил я чуть погодя.
Она тихо засмеялась:
— Я ещё не решила. — Затем она встала, и протянула руку, предлагая помочь мне подняться.