Братья опять не поверили своим женам.
Поехали они как-то снова на охоту, сестра вышла провожать их, а у самой слезы крупным горохом катятся. Один брат говорит:
— Если на твое счастье дорогого зверя убью, то тогда, сестрица, хороший гостинец куплю тебе.
И другой брат такое же сулит ей.
В этот день они задержались на охоте и остались ночевать в лесу. Младший брат и говорит:
— Старший братец, скажи-ка мне, отчего это сегодня у меня сердце очень ноет?
— У меня у самого сердце не на месте. Как бы чего-нибудь дурного дома не случилось!
А когда мужья уехали на охоту, жены решили так:
— Ты, сношельница, — сказала старшая младшей, — жарко-жарко баню истопи, в большом котле воску растопи. Когда воск станет жидким, как вода, скажи мне.
Младшая ее сношельница так и сделала. Дуболго Пичай пригласили в баню. Невестки стали вдруг одна ласковее другой:
— Золовушка Дуболго Пичай, стой-ка ты хорошенько: мы сами уж тебя и вымоем, и оботрем.
Младшая невестка говорит:
— Ну вот ты и вымылась, и волосы твои промылись, теперь только окатить тебя нужно. Сношельница, а сношельница! Дай-ка теплой водичкой окатим Дуболго Пичай!
Старшая невестка несет жбан. Взглянула Дуболго — вода не шелохнется. Как только невестка опрокинула на нее жбан, она тут же на лавку упала, точно подкошенная. В жбане не теплая вода была, а растопленный воск. Воск разлился по всему телу Дуболго Пичай, залил и рот, и уши.
Невестки принесли мертвую Дуболго из бани домой, убрали, обрядили и на переднюю лавку положили. Ждут мужей с охоты, всю ночь не спали: боялись. С восходом солнца мужья возвратились домой. Жены вышли им навстречу, плачут.
— Вот, — говорят, — с вашей любимой сестрой что-то сделалось, она упала и померла. Мы вас всю ночь ждали, не могли дождаться. Мы ее вымыли и обтерли, расчесали и одели, чтобы в гроб положить.
Рассказывают они это мужьям, а сами ревут. Вошли братья в избу. Смотрят — Дуболго Пичай лежит и а передней лавке под белым, как снег, холстом. Откинули с ее лица покрывало, а она на них не смотрит, не говорит. Градом покатились слезы у братьев. Сделали они ей гроб. Положили в него сестрицу свою. Отвезли ее в большой лес, где три дороги сходятся, сделали подставки, на них поставили гроб, возле гроба — наполненные пшеницей лукошки. Невестки и не знали, где схоронили их золовку.
…Жила-была старуха-вдова. У нее был сын по имени Виртян. За какое дело ни примется Виртян, все ему не везет. Только везло с гусями. Таких больших жирных гусей, как у него, не было ни у кого во всей деревне. Смотрит он — гуси его домой возвращаются постоянно с одной стороны. Куда ни отведет гусей, они опять возвращаются все с той же стороны. Думает-гадает Виртян: «Куда это ходят мои гуси? Дай-ка я за ними послежу».
На другой день он гусей не погнал, а решил так: «Пусть куда хотят, туда и идут, а я пойду за ними».
Гуси его идут, и он не отстает от них. Дошли до большой реки. Переплыли гуси на другую сторону, а Виртян тоже. Гуси остановились. Смотрит он — поляна. Посреди этой поляны три дороги сходятся. На подставках гроб стоит. По обе стороны гроба два лукошка, из которых пшеница сыплется. Не долго думая, он поднял этот гроб на плечи и пошел с ним домой. Дошел опять до большой реки и думает — Если унесет меня река, то пусть унесет. Я не расстанусь с этим гробом. Что есть силы стану плыть, но не выпущу его из рук.
Виртян вошел в реку, а вода ему только по колено. Дошел Виртян до середины. Взглянул он наверх — вода стоит стеною, взглянул вниз — вода уже высыхает.
Только он успел из реки выйти, как она снова потекла с ревом.
Виртян принес гроб домой. Мать велела раскрыть его. Когда раскрыли, оттуда понесло сладким запахом, как от душистых цветов. Холст откинули, смотрят — лежит красавица. Мать велела Виртяну выйти. После того как Виртян вышел, мать расстегнула пряжку ее рубашки, раскрыла ее по грудь. Смотрит она на девицу и думает: «Эта девица-красавица — не мертвый человек, она уснула». Стала она рот ее раскрывать. Раскрыла рот, заглянула туда — горло девицы чем-то заткнуто; смотрит — и уши заткнуты. Ковырнула она ту затычку — воск. Догадалась старушка. «Воск этот, — говорит, — надо растопить в теплой бане». Кликнула она сына.
— Поди-ка, сынок Виртян, натопи баню.
Баня истопилась. Мать велела ему гроб отнести в баню. Вынули красавицу из гроба, положили на полок. У девицы на теплом полку размякли руки и ноги. Старушка прежде скинула с нее руця22, потом и нижнюю рубашку, а ее самое положила ничком. Воск на ней стал таять. Старушка поддает пар сильнее. Смотрит — из ушей воск капает, изо рта воск капает. Старушка поддает пар еще сильнее. Девица-красавица охнула, в другой, в третий раз вздохнула. Старушка сняла ее с полка, положила на лавку, накрыла белым холстом, позвала Виртяна.