Пришел вечером старик. Съел курицу, выпил вино. И говорит:
— Я знаю, где гора, у которой вершина золотая. Никто из людей на ту вершину не забирался. Пойдем туда, наберем золота полный куль, а после поделим.
Тут петух на насесте закричал:
— Кукареку! Кому куль, а кому ничего!..
Рассердился старик.
— Эта птица, — говорит, — кукарекать не умеет — надо голову ей свернуть.
Рав-Жольдямо пошел и свернул голову петуху.
— Молодец, — говорит старик. — Вот так всегда меня слушайся. Завтра утром запрягай лошадь, и поедем мы с тобой к золотой горе.
Как только солнышко взошло, запряг Рав-Жольдямо лошадь, с матерью попрощался, и отправились они в путь. А петушиная голова им вслед:
— Кукаре-ку! Кто золото принесет, а кто беду найдет!..
— Пусть тебя лиса найдет и съест! — разозлился старик, а парню сказал: — Ты не слушай эту глупую голову, мы с тобой оба разбогатеем.
Семь недель они ехали и еще три дня. Видят, стоит гора высокая-превысокая, вершины не видно. И такая крутая, как стена, никак не залезть на нее.
— Ну, — говорит старик, — сейчас я зарежу твою лошадь, посажу тебя к ней в живот, дам веревку и куль из-под соли. Вечером прилетит огромный ворон, который на горе живет. Увидит он падаль, схватит и понесет к себе на гору в гнездо. А когда ворон на вершину горы сядет, ты вылезай из лошади скорей в скажи такие слова: «Кыш-кыш, черный ворон! Было твое, теперь мое!» Ворон испугается и улетит, а ты набей куль золотыми камнями, привяжи на веревку и спусти вниз ко мне. А потом сам по веревке спустишься.
Жалко было парню лошадь, да и самому страшно: вдруг ворон его съест? Но ничего не поделаешь: назвался груздем — полезай в кузов. Распорол старик лошадиное брюхо острым Ножиком, Рав-Жольдямо залез внутрь с кулем и веревкой, — съежился там в три погибели и ждет. Вечером прилетел огромный ворон, схватил когтями лошадь и полетел с ней на вершину. Опустился он у гнезда. Клюнул раз — откусил у лошади голову. Клюнул еще — пол-бока как не бывало. Хотел клюнуть в третий раз, но тут Рав-Жольдямо выскочил и закричал страшным голосом:
— Кыш-кыш, черный ворон! Было твое, теперь мое.
Испугался черный ворон и улетел. А Рав-Жольдямо, как велел ему старик, набил куль золотыми камнями и спустил его на веревке вниз. Только хотел сам спускаться, старик взял и поджег веревку. Веревка смолой была намазана, словно свечка загорелась.
— Что было твое, то теперь мое, — сказал старик, взвалил куль на спину и ушел.
Сидит Рав-Жольдямо на вершине золотой горы и горюет. «Пропаду я здесь, — думает. — Нет отсюда ни пути, ни дорожки. Обманул меня старик».
Вдруг видит — три утки летят, а за ними коршун гонится. Две утки впереди, третья устала, отстает — вот-вот ее коршун схватит. Взял Рав-Жольдямо золотой камень и кинул им в коршуна. Упал коршун в глубокое ущелье.
— Спасибо тебе, добрый человек, — говорят утки. — Ты нашу сестру от смерти спас. Что хочешь теперь от нас требуй.
Рассказал Рав-Жольдямо, как на горе очутился, как старик его обманул.
— Ничего, мы снесем тебя вниз, — говорят утки.
Две утки подхватили его за руки, третья — за рубаху и полетели. Летели-летели, опустились возле лесной избушки. Тут утки в девушек превратились: старшие сестры хороши, а третья, младшая, которую Рав-Жольдямо от коршуна спас, и вовсе красавица — ни в сказке сказать, ни пером описать.
Повели девушки Рав-Жольдямо в дом, накормили-напоили, спать уложили. Утром приготовили для парня еду на столе, а сами снова в уток превратились и улетели куда-то. Вечером вернулись — девушками стали.
Живет Рав-Жольдямо в гостях неделю, вторую — и всякий день так; с рассветом сестры в уток превращаются, вечером сбрасывают утиный наряд.
Полюбилась парню младшая. Улетит на восходе солнышка, а он весь день тоскует, ждет ее не дождется. «Как бы сделать, — думает, — чтобы в утку не превращалась и не улетала?..»
Однажды ночью Рав-Жольдямо встал и спрятал утиный наряд младшей сестры. В кадушку его положил, тяжелым камнем сверху придавил. Утром старшие сестры в уток превратились и улетели, а младшая никак утиный наряд не найдет. Затосковала девушка. Рав-Жольдямо ей говорит:
— Я утиный наряд спрятал. Хочу жениться на тебе.
— Ты меня от смерти спас, — отвечает девушка. — Теперь я сделаю для тебя все, что захочешь. И женой рада бы стать, да боюсь, будешь мной недоволен: так уж мне на роду написано — с рассветом в утку превращаться. А не буду уткой, тосковать стану.
— Ничего, привыкнешь, — говорит парень. — Я тебе красивые платья куплю.
Вскоре они сыграли свадьбу, и повез Рав-Жольдямо молодую жену домой.
Старшие сестры в приданое младшей дали мешок золотых камней, что с горы натаскали.
А мать Рав-Жольдямо после того, как ушел со стариком ее сын, очень бедствовала. Изба развалилась. Что было из добра, износилось. Нанялась она к барину кормить свиней, питалась объедками с барского стола. Так и жила.
Как только вернулся Рав-Жольдямо в свою деревню, забрал мать от барина, новую избу построил, при ней сад рассадил, купил лошадь добрую, коровку хорошую, всякую птицу и живность в хозяйстве завел. Ладно да дружно стали они жить. И все было бы хорошо — одно только плохо. Молодая жена с рассветом встает, садится у окошка и на небо с тоской смотрит. Слезы застилают ее глаза.
— О чем ты горюешь? — спрашивает Рав-Жольдямо.
— Муж мой любезный, — говорит она. — Забыла я взять у сестер перстенек с камнем-изумрудом. По нем я горюю.
— Ладно, привезу тебе перстенек, — говорит Рав-Жоль-дямо.
Запряг он лошадь и поехал. А матери наказал перед отъездом:
— Смотри, не давай ей наряд из утиных перьев.
Только Рав-Жольдямо уехал, приходит от барина слуга.
— Барин вас в гости зовет, узнать хочет, где золотые камни вы нашли, — говорит он.
— Нету нашего Рав-Жольдямо, — отвечает старуха. — А без него мы не знаем.
Ушел слуга. А потом возвращается и слова барина передает:
— Пусть молодая придет. Она, говорит, все знает. А если не придет, то барин в темницу вас посадит.
Делать нечего, собираются старуха с невесткой. А невестка говорит:
— Дай мне утиный наряд, я в нем барину покажусь.
— Нет, — говорит старуха, — Рав-Жольдямо не велел давать тебе этот наряд.
— Тогда не пойду, — отвечает молодая жена.
Пришлось старухе камень из кадушки вытащить, вынуть утиный наряд и отдать невестке.
Та его надела, вышла на крылечко, руками, как крыльями, взмахнула — только ее и видели.
Превратилась в утку и улетела.
Долго ли, коротко ли — возвращается Рав-Жольдямо с перстеньком, а молодой жены нет дома.
— Где? — спрашивает.
— Не уберегла я жену твою, — отвечает мать. — Сделалась она уткой и улетела.
— В какую сторону?
— В ту сторону, куда речка течет.
Отдохнул Рав-Жольдямо немного, поел, помолился Верхнему Нишке10 и — снова в путь. Идет он вдоль реки. Много дней шел, увидел большую-пребольшую иву, на верхушку посмотришь — шапка валится. А под ивой сидит могучий старик, рыбную похлебку варит.
— Здоровья тебе, сынок! Зачем ко мне пожаловал? — спрашивает старик.
— Жену ищу, — Рав-Жольдямо отвечает. — Не пролетала ли она здесь серой уткой?
— Пролетала, — говорит старик. — Садись, поешь рыбной похлебки. Потом скажу, в какую сторону тебе идти.
Накормил старик Рав-Жольдямо и говорит:
— Иди вдоль реки. Увидишь большой вяз, там мой средний брат рыбачит — он больше моего знает, спроси у него. Да передай ему от меня подарок.
Срезал старик с ивы палку и ножом сделал на ней свои зарубки.