Ну, прошли три года, как три вздоха, — были и нет их. В то утро, когда срок кончился, занемог Атякш, да так, как никогда еще с ним не случалось. Лежит на печке, ни рукой, ни ногой пошевелить не может.
Является Безносый. Увидел его Атякш, тут бы с печки спрыгнуть, какую-нибудь шутку отмочить, но не то что руки-ноги, даже язык не ворочается. Залез к нему на печку Безносый, вынул крючком душу и поволок на тот свет.
По дороге посмотрел душу напрогляд и говорит:
— Э, братец, в тебе больше темненького, чем светленького. Придется отправить в ад.
— А того-этого не хочешь? — спрашивает Атякш. Уж и ядовитый старик был, спасу нет. — Требую, — говорит, — чтоб меня не на глазок определяли, а по всей справедливости. Пусть мои грехи на одну чашу весов положат, а на другую — добрые дела, что я в жизни успел сделать. Тогда и посмотрим!
Требование правильное, ничего не попишешь. Привел Безносый Атякшеву душу на то место, где слева ворота в рай, а справа — в ад. Между воротами площадка, на ней — весы большие, чаши на толстых цепях подвешены. А вокруг служители с той и с другой стороны: райской службы — в белых халатах, из ада — в синих. Ну, начали взвешивать.
На одну чашу весов положили что-то на комочек ваты похожее — добрые дела Атякш ёги, на другую чашу навалили черного, целую кучу, смердит от нее — служители в белых халатах носы зажимают. «Это ж грехи мои тяжкие! — смекнул Атякш. — Когда же успел нагрешить столько? Ну, пропала моя душенька, запихнут меня в преисподнюю как пить дать!..»
Однако глядит — чаши весов колеблются, и неизвестно еще, какая перетянет. Добрые дела, оказывается, хоть малы с виду, да важно весят. Повеселел Атякш. «Ну, — думает, — капельку бы к «вате» добавить — и моя взяла!..» Только он это подумал, как чертенок в синей курточке хвостом зацепил за чашу с грехами и потянул ее вниз. Будь у Атякша руки-ноги, пихнул бы этого чертенка, аж черти бы его взяли. Но у души ни рук, ни ног — один, как говорится, пар.
Завопил Атякш, хотел спор завести, потому как явная несправедливость вышла. А черти быстренько смолой рот ему залепили и поволокли в адские ворота. За воротами, правда, тут же смолу вынули и говорят:
— Чего, дурак, орешь? Смотри, разве плохая компания у тебя будет?
Глядит Атякш — ив самом деле: купцы прогуливаются, генералы, земские начальники, а простого люду почти не видать. И все здороваются с Атякшем. «Мать честная, за своего принимают!»
— Ну как? — спрашивает Атякша главный черт.
— А как у вас насчет сковородки горячей? Надо лизать?
— Надо, — говорит главный черт. — Тут мы ни для кого поблажки не делаем. И генералы лижут, и купцы, и земские начальники. Ты вместе с ними будешь лизать.
— Черта с два! — Атякш возражает. — Генерал, может, тыщу душ загубил, купец тьму народа обманул, а я вровень с ними лизать буду? Нет уж!
Поморщился главный черт.
— Экий ты скандальный старик!.. Ну ладно. Они семь раз лизнут, а ты только один.
Атякш подумал, подумал и говорит:
— Со старухой бы мне посоветоваться. Она в райское ведомство попала. Отпусти меня за ворота, я ее вызову из рая и поговорю. Может, уговорю сюда переселиться. Небось, ей тоже охота с княгинями да герцогинями тары-бары завести…
Согласился главный черт. Выпустили Атякша Ёгу за ворота, а он пристроился к команде солдат, которая как раз в это время с поля боя прямехонько в рай маршировала, и был таков. В раю нашел свою старуху, устроились они под райским деревом и обитают там не солоно хлебавши.
Дуболго Пичай
или-были муж с женой. Были у них два сына и дочь по имени Дуболго Пичай. Дочь была такой красавицей, что не найдешь на свете ни одной подобной. Но вот отец умер. Мать тоже умерла. Дуболго Пичай осталась со старшими братьями. Они очень любили ее.
Однажды один из братьев собирается на охоту, она выходит провожать его. Брат говорит ей:
— Если на твое счастье охота удачной будет, то я куплю тебе браслеты и кольца.
Вышла провожать другого брата — и он посулил подарки.
Вскоре братья поженились. Жены нм попались сварливые: каждый день ругаются с мужьями и между собою. А на золовку свою — Дуболго Пнчай — клеветали вместе, готовы были ее съесть.
Братья собираются на охоту, и то, и другое сулят своей сестре, а женам своим ничего не обещают.
Вот однажды братья поехали на охоту, а невестки решили погубить Дуболго.
— Вот что мы сделаем, — говорят они, — изведем жеребца. Приедут наши мужья домой, мы скажем: «Ваша любимая сестра Дуболго Пичай хорошее дело сделала — она чем-то отравила вашего жеребца».
И отравили жеребца.
Братья едут с охоты, везут всяких зверей и всякую птицу, а сестре — гостинцы. Жены вышли навстречу, ревут во весь голос. Каждая из них своему мужу жалуется:
— Ах, миленький муженек, что сделала ваша любимая сестричка! Она отравила вашего любимого жеребца! Она не любит ни нас, ни вас, только и помышляет какую-нибудь подлость сделать!..
— Пусть подох наш жеребец, мы купим другого, но такой умной и красивой сестры не найдешь, — ответили мужья.
Они не рассердились на Дуболго Пичай: привезенные с собой гостинцы отдали все ей. Невестки еще сильнее озлобились.
— Как-нибудь да погубим мы тебя, золовка! Перестанут любить тебя братья: они привяжут тебя к хвосту семилетнего жеребца!
Братья снова поехали на охоту. Старшая невестка взяла и извела своего грудного ребенка.
— Скажем, — говорит, — Дуболго Пичай это сделала. Тогда братья рассердятся на нее и к хвосту лошади привяжут!
Приехали братья, еще больше привезли всякой всячины с собой. Жены навстречу им вышли, плачут. Говорят своим мужьям:
— Хорошее дело сделала ваша любимая сестричка… Она извела дитя!
Братья опять не поверили своим женам.
Поехали они как-то снова на охоту, сестра вышла провожать их, а у самой слезы крупным горохом катятся. Один брат говорит:
— Если на твое счастье дорогого зверя убью, то тогда, сестрица, хороший гостинец куплю тебе.
И другой брат такое же сулит ей.
В этот день они задержались на охоте и остались ночевать в лесу. Младший брат и говорит:
— Старший братец, скажи-ка мне, отчего это сегодня у меня сердце очень ноет?
— У меня у самого сердце не на месте. Как бы чего-нибудь дурного дома не случилось!
А когда мужья уехали на охоту, жены решили так:
— Ты, сношельница, — сказала старшая младшей, — жарко-жарко баню истопи, в большом котле воску растопи. Когда воск станет жидким, как вода, скажи мне.
Младшая ее сношельница так и сделала. Дуболго Пичай пригласили в баню. Невестки стали вдруг одна ласковее другой:
— Золовушка Дуболго Пичай, стой-ка ты хорошенько: мы сами уж тебя и вымоем, и оботрем.
Младшая невестка говорит:
— Ну вот ты и вымылась, и волосы твои промылись, теперь только окатить тебя нужно. Сношельница, а сношельница! Дай-ка теплой водичкой окатим Дуболго Пичай!
Старшая невестка несет жбан. Взглянула Дуболго — вода не шелохнется. Как только невестка опрокинула на нее жбан, она тут же на лавку упала, точно подкошенная. В жбане не теплая вода была, а растопленный воск. Воск разлился по всему телу Дуболго Пичай, залил и рот, и уши.
Невестки принесли мертвую Дуболго из бани домой, убрали, обрядили и на переднюю лавку положили. Ждут мужей с охоты, всю ночь не спали: боялись. С восходом солнца мужья возвратились домой. Жены вышли им навстречу, плачут.
— Вот, — говорят, — с вашей любимой сестрой что-то сделалось, она упала и померла. Мы вас всю ночь ждали, не могли дождаться. Мы ее вымыли и обтерли, расчесали и одели, чтобы в гроб положить.