Не надо падать, чтоб не подниматься.
Не надо глаз от своры отводить,
Чтобы тебя мгновенно не загрызли.
И по-собачьи я не стану выть,
Мое достоинство – дороже жизни.
Зарядка
Пришла весна, но нет еще тепла.
Мордовия пугает нас морозом.
Мы на зарядку в минус 22
Шагаем строем с ярко-красным носом.
Здесь о здоровье нашем не с проста
Заботится колония родная.
Мы проживем, наверно, лет до ста,
Весь срок себя промзоне отдавая.
И пусть нас кашель будит по утру,
Пусть нас опять всех на плацу продует.
Мы делаем зарядку на ветру,
Режим мордовский нас, любя, прессует.
Размышления
Ну вот, еще вчера нам солнышко светило,
И птички пели, и текли вовсю ручьи.
А нынче снова небо потемнело,
И дождь со снегом снова стал идти.
Когда же эти хляби прекратятся?!
Здесь жизнь и так не радует меня.
Когда тепло, и дни быстрее мчатся.
Как ни крути, я время трачу зря.
Ну от чего меня должна исправить
Колония, где я почти пять лет?
Жить так, как здесь, нельзя меня заставить,
Ведь здесь и жизни-то нормальной нет.
Есть только грязь в душе людей и теле,
Есть зависть темная, и подлость – как закон.
И если честной быть, на самом деле,
Здесь не колония, а истинно – притон.
Здесь продается честь за сигареты,
А совесть – за возможное УДО.
Здесь продадут тебя за полкотлеты.
Ты здесь не человек, ты здесь – ничто.
В колониях Мордовских нет закона,
Они здесь красные от крови тех людей,
Которым, как животным из загона,
Нельзя здесь жить по совести своей.
Здесь дубинал – не просто наказанье,
А как пример, как назидание другим.
Здесь принято слепое послушанье
И восхищенье шуточкам тупым.
Смотрю на все и кажется порою,
Что про фашистов вижу кинофильм.
Хочу остаться здесь самой собою,
Не изменяя принципам своим.
Мое желание обходится мне «боком»,
Но ничего, кончается мой срок.
А это время будет мне уроком,
Был труден путь на волю и далек.
Холодно
Холодно и телу, и душе…
Может быть предчувствие плохое?
Все здесь опостылело уже!
Связи нет. Ну что это такое?!
Ни звонков, ни писем нет давно.
Паникуем от того, конечно.
Мы смеемся, хоть и не смешно.
Кажется, что будет это вечно.
Понимаем мы своим умом,
В отпуске одна, другие – в деле,
Ну, а мы надеждами живем
И считаем грустные недели.
Чтоб услышать голосок родной,
Прочитать душевные странички,
Мыслями умчаться в дом родной,
Вновь смахнуть слезу свою с реснички.
Много ли нам надо? Боже мой!
Мы и так наказаны жестоко.
Как же хочется скорей домой!
Здесь так грустно, пусто, одиноко…
Назиданье
Кто «фофаны» отпустит в назиданье,
Кто – просто кулаком по голове.
Такое ль суд назначил наказанье?
Как-будто жизней не одна, а две.
Как можно называть себя мужчиной,
Когда ты женщин бьешь своей рукой?
Ты хвалишься мужской, наверно, силой?
Хотя, ты и мужчина – никакой…
В тебе нет ни любви, ни состраданья,
И возраст женщин для тебя не в счет.
Мне разум твой – за гранью пониманья.
Нет, не мужчина ты, а просто скот.
Приезжает генерал
Приезжает генерал,
На ушах вся зона.
У строителей аврал,
Ради чести трона.
Все сдают второй отряд
После капремонта.
Будет кто-то очень рад,
Это ж вроде фронта.
Каждый день без хозработ
Не было минутки.
Дни и ночи, круглый год,
Фронтовые сутки.
Так же, как на всех фронтах,
С кровью и слезами,
И превозмогая страх,
С сонными глазами.
Зэчки ночью базу шьют,
Днем – на хозработы.
Как же, бедные, живут?
Тошно, аж до рвоты…
Генералу дела нет
До проблем на зоне.
Стройку принял и «Привет!»
Не понятно, что ли?
Уходящему году
Уходит год… Что ж, подведу итог.
Что он принес? Ударов горечь и потери.
Чем он меня порадовать не смог?
Уходят прочь из жизни дни, недели.
Я знаю, мы пред Богом все грешны,
Но я раскаялась, прошу лишь снисхожденья,
Хочу я лишь семью свою спасти,
Пытаясь получить освобожденье.
Я никому здесь не желаю зла,
По Заповедям Божьим жить стараюсь,
Но в ваших душах нет ко мне добра,
Я в них лишь на жестокость натыкаюсь.
Я каждый день стучусь в глухую дверь,
К слепым пытаясь тщетно достучаться.