Обзывали уркою меня.
Понимаю это ваше рвенье,
Вам работу надо выполнять.
Наплевать вам всем на мое мненье,
Никто не хочет истину понять.
Стою униженной, но непреклонной,
И понимаю, этот горький хлеб
Наполнен нашими слезами чашей полной.
От горькой жизни – пламенный привет.
И пусть не долго длилась голодовка.
Всего пять дней, но ценен этот акт.
Ведь все-таки оборвалась веревка,
Опутавшая ноги. Сделан шаг.
Шаг к миру и взаимопониманью.
Все изменилось к лучшему сейчас.
Шаг в сторону свободы и вниманью.
Дай Бог, чтоб этот лучик не погас.
Он дал мне слово, слово офицера,
Что все изменит в отношении меня.
А что мне остается? Только вера.
Ведь слову этому – весомая цена.
Ведь это же не просто чье-то слово.
Оно, как долг, надежность и душа.
Оно пред Богом, у креста златого
Дано солдатом, Родине служа.
Миркиной Ольге Ивановне
Смотрю на женщину я, офицера,
Которая моложе и сильней.
От взгляда чувство у меня, как от прицела,
Ей хочется ударить побольней.
Она гордится очень своей властью,
На заключенных смотрит свысока,
Она является Системы частью,
Той, что ломает души у ЗК.
Ей ни к чему здесь Божии Законы,
Держать иконы здесь большой запрет.
И на плечах не Ангелы – погоны.
И состраданья в этом взгляде нет.
Проклятьями, как бусами увешана,
Свою судьбу связав с Системой зла,
Ей не найти покой, коль не ответила
Пред Богом, что не делала добра.
Зачем добро? В нем нет материального.
Считаешь ты, что это ни к чему.
Во мне не видишь облика морального,
Ты не оцениваешь зэчек по уму.
Ведь для тебя мы все – «одна компания»
«Всех – под одну гребенку!» – твой девиз.
Считаешь ты – достойно наказания
Желание улучшить свою жизнь.
Ужесточить режим, «гасить» всех рапортом,
Чтоб не повадно было «возникать»
И разговаривать бульварным, грубым матом,
Когда достойно, нечего сказать.
Неужто, это то, что ты хотела?
Когда решила выбрать этот путь?
Или добиться в жизни не сумела
Приличней и честней чего-нибудь?
Гаденькое место
Гаденькое место, гаденький денек,
Гаденькие люди мне дают урок:
«Слушайся начальство и не зли его,
Чтобы не испортить дела своего.
Чтобы рапортами не «гасили» зря,
Возражать начальству никогда нельзя!»
Если перед ними будешь лебезить,
Станет сразу легче в ИК-13 жить.
Здесь не любят «умных» с мнением своим.
«Прав только начальник! Не надо спорить с ним!»
Предатели
Как вас назвать? Предатели? Едва ли…
Ведь предают друзей. А вы-то, кто?
Вы, видимо, про дружбу не слыхали,
Для вас это понятие – ничто.
Вы и себя не любите нисколько,
И жизнь свою живете одним днем.
Поэтому, не знаете, как горько
Разочаровываться в выборе своем.
Когда пред кем-то душу открываешь,
Подумай, тот ли это человек?
Ведь ты о нем, по сути, мало знаешь.
Чтобы узнать, понадобится век.
А вдруг, все то, что сказано в горячке,
Он обернет потом тебе во вред?
Не пощадят тебя людишки злые,
А ты – в слезах, не сможешь дать ответ.
Не потому, что нечего ответить,
А от обиды на саму себя.
И только время эти раны лечит
И наполняют мудростью тебя.
Песенка о режиме
Подъем, зарядка и развод.
Идем сдавать мы «базу»
И бригадир опять орет,
Нам план подняли до двухсот,
Не будет снова выходных, понятно сразу.
Да и зачем нам выходной?
Беседами замучат.
На ужин нас ведут толпой,
Потом – скомандуют «Отбой!»
Так и к режиму нас, глядишь, приучат.
Нам для порядка нужен строй,
По пять шагаем дружно.
Хоть так и хочется порой –
По два, по три, а то – гурьбой…
Нам уважать режим с тобою нужно.
Молчим, надеясь на УДО,
Быстрей домой стремимся,
Но знаем все давным-давно,
Сидеть нам долго все равно,
Мы для работы здесь с тобой сгодимся.
Давайте правильно шагать,
Работать до отбоя.
Не нужно многое нам знать
И лучше – меньше понимать,
Режим не будем нарушать и строя.
Инспектора не будем злить.
Зачем нам лихо-то будить?
Иначе нам и не дожить
До нашего заветного «Отбоя»
Даешь базу!
В штабе снова обновленье –
Начальник новый и закон.
Снова ждем нововведенье,
Видно сразу – строгий он!
Мы, подвластные приказам,