— Сохрани его господь, дай здоровья на долгие годы, — бормочет Дунька, устремляясь вслед за Егором к машине.
Бачок схватывает больше, чем надо, рук. Его оттаскивают в сторону. И почти сразу вспыхивает ссора.
— Так не по-божески, Егорушка, — канючит Дунька. — С самого дна… Вот отдай мне свой котелок.
— Отстань! А то дам так — не возрадуешься!
Унтер зло крякает и садится в машину. Сквозь стекло ему видно, как Дунька лезет с головой в бачок, собирая пальцем со стен и дна остатки супа.
Когда унтер уезжает, Пауль Буш подходит к Степану.
— Вы без супа?
— Слишком дорогой у фюрера суп.
Пауль с горечью усмехается.
— Держитесь. Осталось немного. Уверен, что у Гитлера последние именины.
Цыган внимательно прислушивается к разговору, но почти ничего не понимает.
— Говори, чтобы проводил… Самый раз… — он нетерпеливо дергает Степана за рукав. — Развел антимонию… Момент надо ухватывать. Соври что-нибудь. Скажи — договорились…
— Дай портсигар!
Степан показывает вахтману портсигар.
— Пауль, нас хотят взять голодом. Убавили хлеб, а вместо супа вода. Мы с товарищем сделали портсигар. Моряк с баржи заказал. Вот отнести надо… Помоги, Пауль… Моряк обещал пять сигарет. Это две пайки хлеба.
— Где баржа?
Степан показывает.
— Гер вахтман… — стонет Цыган с мольбою в глазах.
Такое обращение не доставляет удовольствия Паулю.
Он с досадой двигает плечом.
— Пошли! Я доведу вас до уборной, а там сами…
В уборной Степан снимает с ремня котелок и, засунув руку в прорванный карман шинели, держит его под полой. Он старается делать все спокойно, но мыслимо ли это? У Степана пересохли губы Он облизывает их, но и язык кажется сухим.
— Кнопку сейчас передвинуть?
— Нет, потом… Встанешь за меня… Только не дрожи, — советует Цыган, хотя сам тоже дрожит, и глаза горят не меньше, чем у Степана, и губы сухие.
— Слушай, а может, сказать Паулю?..
— Да ты спятил? — удивляется Цыган.
— Он надежный…
— Все одно немец. Я им теперь ни одному не верю. Столько натворили…
Вот и баржа. До нее не больше двадцати метров.
— Хальт! — моряк на барже вскидывает автомат. — Цурик![57]
Друзья останавливаются. Цыган показывает заранее приготовленный портсигар.
— Зер гут!
— Ферботен![58]
В голосе моряка уже нет прежней строгости. Он оглядывается и как-то не очень решительно манит пальнем пленных. Степану с Цыганом только того и надо — они моментально подскакивают.
У моряка под нахально вздернутым носом топорщатся черные усики а ля фюрер. Глазки хитро поблескивают. Кажется, он немного навеселе.
Цыган уважительно протягивает портсигар. Моряк рассматривает его, а Степан тем временем становится за спину товарища и передвигает кнопку. Все! Механизм включен, хотя работы его не слышно.
— Шен! — нахваливает портсигар Цыган.
— Да, да, — поддерживает друга Степан, становясь на самый край причальной стены. До баржи около метра. Вот сюда, в этот промежуток, надо спустить котелок.
— Вифиль?[59] —спрашивает моряк.
— Фюнф сигарет, — Цыган для убедительности показывает пять пальцев.
— Цуфиль[60].
— Нейн никс цуфиль, — стоит на своем Цыган.
— Столько работы… Две ночи не спали, — Степан как можно больше выдвигается над стенкой и разжимает пальцы. Котелок стремительно вылетает из-под полы, шлепается на воду.
— Вас? Вас махтс ду? — всполошено орет моряк.
Степан сокрушенно разводит руками. А немец, увидав приставший к барже котелок, смеется, крутит около виска пальцем, дескать, глупый ты, растяпа. Степан всем своим горестным видом покорно соглашается с таким определением.
Часовой опускает в карман портсигар и хватается за автомат. Лицо его мгновенно становится жестким, колко топорщатся усики.
— Ап! Цурик!
Друзья пятятся.
— Сигареты… — слезно стонет Цыган.
— Марш, унтерменьш![61]
Друзья поспешно уходят. Часовой смотрит на них с довольной ухмылкой.
Пауль Буш, узнав, что часовой присвоил портсигар, бледнеет от возмущения.
— Нахал! Минутку… Я скажу ему! Мне терять теперь нечего.
— Пошли, — упрашивает Степан. — Он фашист. К черту его!
— Подавись он… — добавляет по-русски Цыган. — Бог даст — улетит вместе с портсигаром…
Они возвращаются. Здесь все идет по-прежнему. Плещется за борт вода. Ветер приподымает угол брезента, обнажая черные гробы. «Спасители» старательно вылизывают свои котелки.