Степан садится под берег, говорит Цыгану:
— Зови наших.
Пленные собираются. Подходит и Пауль.
— Понимаете, какое дело случилось, — начинает не спеша Цыган.
А Степан краем глаза неотрывно смотрит в ту сторону, где стоит баржа. Сейчас… С минуты на минуту… Неужели не сработает?..
Заметив лавину взметнувшейся вверх воды, Степан с криком «ложись» бросается Паулю в ноги. Тот падает на Степана. Их настигает грохот. Ни с чем не сравнимый грохот.
Кажется, горы и море опрокинулись навзничь. И все летит! Летит к черту!
Взрыв превзошел все ожидания. Начисто снесло столовую с обедающими немцами, склады боеприпасов и продуктов, ремонтные мастерские, разметало суда.
Вот какая сила оказалась в помятом котелке русского солдата! Даже месяц спустя пленные нет-нет да и поймают в волнах то банку консервов, то бутылку ягодного сока, то кусок прессованного хлеба. Степан ел такой хлеб…
Порядком досталось при взрыве и «спасителям»: трое без задержки отправились к праотцам, многих контузило. Среди них — Дунька и Егор.
Степан ждал, что вот-вот его схватят. Ведь немцы — они дотошные, обязательно докопаются, пронюхают… Но прошел день, неделя, две… Вот уже вернулись из госпиталя Егор и Дунька. И ничего. Все спокойно. Оказывается, не такие уж дотошные и всемогущие немцы. Их можно перехитрить…
Как-то вечером Бакумов сказал Степану:
— Теперь нам надо сообща все обмозговывать. Ты, Цыган и я… Вот поговаривают об отправке «спасителей».
— Ну и скатертью дорога… — зло буркнул Степан. — Хоть от Луки отвяжусь. Ох, и надоел…
— Так-то оно так… — задумчиво продолжал Никифор. — Наш человек среди них. Оружие у него в немецком блоке… Куда его теперь?..
Степану трудно было скрыть удивление. Вон оно что! Аркашка! А он думал: «Куда запрятали оружие?» Ведь после гибели Федора весь лагерь вверх дном подняли. Да и теперь редкая неделя обходится без обыска. А Цыган скрытен, даже словом не обмолвился о земляке…
Бакумов, Цыган и Степан, как ни ломали головы, но придумать что-либо толкового не могли. По всему видно, что десанта уже не дождаться. Но оружие все равно может пригодиться. Не оставлять же его в немецком блоке?
Выход нашел повар Матвей.
За кухней, около самой проволоки, отделяющей лагерь от немецкого блока, стоит невысокое дощатое помещение. День и ночь в нем сипит локомобиль. Буроватый дым лениво вьется из железной трубы над односкатной потемневшей крышей.
Локомобиль варит еду для русских и немцев, подает горячую воду в душевые, отапливает жилые помещения в немецком блоке.
Машинистом работает старый и добродушный немец, а кочегарят двое русских. К повару кочегары относятся с почтительным уважением — Матвей не обижает их баландой. А повару из двух кочегаров больше по душе Сашка, низким, кривоногий, в блестящей от масла одежде и с вечно чумазым лицом. Сашка, кажется, сметлив, рассудителен и умеет держать язык за зубами. Вот ему-то и предложил Матвей спрятать оружие.
— А чего ж, можно… — согласился Сашка так, будто дело шло о каком-то пустяке. — Шлаку-то вон сколько… Закопаю…
Аркадий, передав повару оружие, сказал, что оставил себе пистолет и две гранаты.
— В дорогу… — у денщика нервно дернулись губы.
«Спасителей» отправляли в субботу. Освобожденные от работы, они целый день лежали в комнате или бесцельно слонялись по лагерю. Настроение не отличалось бодростью. Не унывал только Дунька. Он все время где-то чего-то доставал. Заскочив впопыхах в комнату, Дунька с довольным видом притопнул, стараясь привлечь внимание окружающих к ботинкам, которые он с трудом выклянчил в кладовой.
— Ничего себе, прочные… — и Дунька еще раз притопнул.
Все в латках, ботинки были настолько огромными, неуклюжими, так они уродливо сидели на ногах, что мало кто удержался от улыбки.
— Циркач ты, Дунька! Клоун! — Егор свесил с нар кудлатую голову. — На кой они тебе хрен сдались? Воевать босиком не пошлют.
— Э, Егорушка, жди, когда дадут… Теперь бы их деготьком. От дегтя любая, обувка становится шелковой, право слово…
После обеда в лагере появились Яшка Глист и Лукьян Никифорович. Оставив в комнате друзей волосатые ранцы из телячьем кожи, Глист и Лукьян Никифорович сбегали в немецкий блок, побывали на кухне, вернулись в барак, а через несколько минут опять крупно зашагали в немецкий блок. Они хлопотали, суетились, пытаясь хоть немного заглушить этим большую тревогу в душе.
В то время, когда писали и подписывали заявление о добровольном вступлении в «освободительною армию», да и после, мало кто из «спасителей» серьезно задумывался о том, что придется самим брать винтовку. Казалось, что дело до этого никак не дойдет. Немцы настолько сильны, что сами сумеют справиться со всеми врагами, а они, власовцы, ловко используя момент, избегут голода и сохранят привилегии на жизнь при «новом порядке».