Васек, растерянный и жалкий, поворачивается в одну сторону, другую.
И Степану не по себе. Когда же окончится отступление, сдача городов? И окончится ли? Все-таки Степан находит в себе силы сказать Ваську:
— Успокойся. Сам знаешь, как верить… — Степан потрясает газетой, но сам чувствует, что говорит он не убедительно.
— Это да… Конечно… — бормочет Васек. Увидав в дверях Бойкова, он бросается к нему.
— Федор, ты больше понимаешь… Как думаешь? Скажи…
— Что скажи?
— Да вот, — Васек показывает на газету в руках Степана. — Сталинград… Ведь мы рядом там… Балаковский я…
— Ну, что там? Читай вслух, — предлагает Бойков Степану.
Степан начинает читать, а пленные один за другим окружают его. Каждый бережно держит на ладони дневную пайку хлеба.
— «Фюрер сказал: „Волга — артерия русских. И я перерезал ее. Большевики в предсмертной агонии. Они лишились нефти и других стратегических материалов. Сталинград в наших руках“».
За словами Гитлера следовало высокопарное описание мужества и стойкости воинов, которые не щадят жизни во имя избавления немецкой нации и всего человечества от большевизма и плутократии.
«Наши войска под предводительством фельдмаршала фон-Паулюса, овладев Сталинградом, уничтожают прижатые к Волге жалкие остатки частей Красной Армии. Враг упорно сопротивляется, но в этом сопротивлении больше отчаяния, чем здравого смысла. Ничто не может противостоять силе мужества нашей нации! Нет никакого сомнения в том, что мы раз и навсегда ликвидируем угрозу новому порядку в Европе, очистим воздух от большевистской заразы. Провидение сопутствует справедливой борьбе великой нации!».
— Новый порядок!.. — Васек с досадой плюнул на пол. — Любой сопливый немец бьет в морду, стреляет.
У Бойкова нервно дернулись губы. Покосясь на Дуньку, он опустил глаза.
— Ну, что? Неужели взяли?.. Федор!.. — приставал Васек.
— Минуточку! — Бойков предостерегающе вскинул ладонь. — Скажи, кто твой враг? Самый лютый, ненавистный? Ну?
Васек крутнул головой.
— Да ладно… Не до шуток…
— А я не шучу. Ну, кто?
— Да что ты, не знаешь, что ли?
— Я-то знаю, а ты нет. Вот он, — Федор высовывает кончик языка.
Вокруг заулыбались, а Дунька от восхищения хлопнул себя по животу.
— Прямо в точку! Истинный господь!.. Язык следует на приколе держать. Мало ли чего на ум взбредет. Дома-то распускал его? Тоже, брат…
— Пошел к черту! — вскидывается смущенный Васек.
Бойков берет у Степана газету, читает ее про себя. Вокруг затихают, настораживаются.
— Да, — задумчиво тянет Федор. — Действительно, артерия… От Сталинграда зависит много. Не только твой дом, Васек. Москва и вся военная обстановка…
Бойков небрежно сунул Степану газету и жестким голосом сказал:
— Поторапливайтесь! Сейчас построение. Камень таскать.
В длинной людской цепочке Степан выходит за ворота, минует караульное помещение. Справа через каждые три-четыре шага торчат вооруженный немец. За воротами часовые образуют сплюснутый круг, внутри которого движутся один за другим пленные. В лагере часовые стоят в один ряд вперемежку с полицаями. У немцев — автоматы и винтовки, у полицаев — резиновые шланги.
То и дело раздаются крики на двух языках:
— Шнель!
— Быстро! Шевелись!
Не так легко раздробить кувалдой камень даже сытому, как говорят пленные, нормальному человеку. А как это делать, если ты голоден, если сила на исходе, если после каждого удара захватывает дыхание, а пальцы, помимо воли, разъезжаются на черепке кувалды. А немцы бьют прикладами, пинают.
Зайцев деловито снует: то спустится в лагерь, то поднимается наверх, где дробят камень.
— Давай, хлопцы, давай! Не тяни резинку. Обозлятся часовые — не возрадуетесь.
На него не обращают внимания.
Ноги с каждым рейсом тяжелеют. Если вначале люди шли, поднимая ноги, то теперь они с трудом передвигают их. Избегая пинков, пленные клонятся вперед, а ноги не слушаются, отстают, будто к ним привязаны гири.
Передний, согнувшись, не спеша выбирает удобный камень, не спеша выпрямляется, не спеша отходит. Очередь Степана, А он стоит, будто его не касается.
— Шнель!
— Бери! — советует сзади Васек.
Степан продолжает стоять.
— Тёльпель![11] — немец с перекошенным злобой лицом вскидывает винтовку, чтобы ударить прикладом. Степан, точно очнувшись, ныряет к земле за камнем. Васек с непостижимым для пленных проворством тоже бросается за камнем, загораживая собой Степана. Обескураженный немец сдерживает замах, но не перестает кипеть от негодования.