Денщик отодвинул обгорелый стул, ковырнул носком ботинка тлеющие тряпки и белесый пепел. Под черной тесьмой, похожей на штрипку, что-то блеснуло. Денщик нагнулся, осторожно дотронулся до этого блестящего пальцем. Убедившись, что не горячее, взял.
— Зажигалка, господин унтер-офицер!
Штарке, шлепая босыми ногами, подошел к Аркадию, глянул ему на ладонь.
— Вот отчего пожар. В кармане сработала.
Садовников вызвал Степана и Васька в приемную.
— Ну, как, хлопцы, малость отдохнули?
— Отлежались, — улыбнулся Васек. — Спасибо, Олег Петрович. Выписывайте.
— Приходится. Ничего не попишешь. Не могу больше… Сами понимаете… После ужина отправляйтесь в барак. — Врач пожал «хлопцам» руки.
В коридоре друзья переглянулись, уныло покачали головами. Каждый понимал мысли другого: «Опять яма. С темна до темна… Проклятая жизнь… Но что поделаешь? У всех такая участь. Хорошо, хоть два дня отдохнули».
— Завтра того вахтмана встречу. Расспрошу, как в Сталинграде. А, возможно, Людвиг уже появился, — говорил Степан, стараясь хоть немного разрядить тягостное настроение.
— Эх, дали бы фрицам по мордам. Вот здорово было бы, а?
Из умывальника неожиданно вынырнул Цыган. Друзья сразу заметили — он чем-то встревожен, хотя и старается не выдавать себя. Бухая деревянными подошвами, Цыган проковылял коридором, с ходу заскочил в приемную врача. Степана и Васька он словно не видел.
— Даже не постучался… Опупел, что ли? — Васек с досадой двинул плечом. — Ох, и тип!..
— Ты его знаешь?
— А чего знать-то? Не видишь, с кем водится? Землячок директора школы продал. За то, что учил его, балбеса… Ведь надо дойти до такого… А этот утром сует мне инструмент, чтоб кольцо делал. А я послал его ко всем чертям. Благодетель нашелся… Да провались он вместе со своим земляком, инструментом и кольцами!
Из приемной Цыган вышел более спокойным. Остановился и, глядя на Степана, спросил:
— Шланги на ботинки не набивали? От насосов шланги…
Степан не успел ничего сказать, как Васек с ехидством ввернул:
— Тебя это здорово интересует? Землячку помогаешь?
Васек ждал, ему очень хотелось, чтобы этот «чумазый тип» вспылил. В таком случае он, Васек, тоже за словом в карман не полез бы, сказал бы прямо… Но Цыган лишь покосился на Васька и посоветовал:
— Зря ты, сынок, ерепенишься. Сначала, говорят, рассуди, а потом осуди. Кто лает, тот не кусает. А о шлангах я спросил потому, что обыск будет. Найдут — не поздоровится.
Цыган ушел.
К его сообщению Васек отнесся скептически. Он уверял, что тут что-то неспроста, какой-то подвох. Этот гусь на пушку берет. Определенно… Подумаешь, радетель нашелся. Да откуда ему известно, что будет обыск? А что земляк? Так ему немцы и доложили…
В конце концов Васек, уступив настоянию Степана, бросил оставшиеся у него куски шлангов в яму уборной. Друзья зашли в свою угловую комнату.
А спустя каких-нибудь полчаса к выходным воротам бесшумно подкатили две легковые автомашины. Из них вылезли черные, как вороны, гестаповцы. Булькая по мутным лужам, через лагерь пробежали «на выход» запыхавшиеся боцман и унтер-офицер.
Немцы перебросились несколькими словами и грозной оравой ввалились в лагерь. Началась четкая, рассчитанная до мелочи «работа».
Ночную смену выгнали во двор, построили. Верзилы, разъясняя свои приказания тумаками и зуботычинами, заставляли пленных поочередно поднимать то правую, то левую ногу. Заглядывали на подошвы, хлопали по карманам. Остальные шныряли по комнатам. Они перевертывали матрацы, открывали котелки, ворошили тряпье, совались под нары.
Степан и Васек стояли в строю. Когда подошла их очередь, они покорно подняли ноги.
— Ап! — почти в унисон рявкнули верзилы.
Не дожидаясь тумака, друзья поспешно перебежали к тем, кто уже проверен. Там Васек подтолкнул локтем друга. В его глазах мелькнула лукавая искорка. Приятно, черт возьми, когда немцы остаются в дураках! Ишь, как стараются. Напрасный труд… Пленные сами только что обшарили барак, заглянули в каждую щелочку. Несколько человек из ночной смены не без сожаления сорвали со своей обуви подметки из шлангов. Теперь их и с собаками не найдешь. Уплыли под землю. Цыган не подвел.
Гестаповцы собрались в кучу, побормотали и пошли из лагеря. На злых лицах явное разочарование.
Унтер распустил строй.
— Пронесло, кажись… — облегченно вздохнул кто-то, когда расходились по комнатам.
Другой голос возразил:
— Не совсем… А дневная смена…