— Ну, что это за бумага, — недовольно морщится Федор, развертывая листок. — Надо как следует сделать. Не ударить в грязь лицом.
— Просил подробно нанести немецкий блок, — шепчет Бакумов.
Садовников понимающе кивает и зовет Ивана. Тот озадаченно скребет в затылке.
— У Антона в блокноте добрийша гумага… Тильки как ее визмешь?
— И нечего пытаться… — отмахивается Садовников. — Чтобы навлечь подозрения?..
— У Яшки Глиста альбом… Полуватман… Куртову он даст, — Федор вопросительно смотрит на Садовникова.
— Осторожней с Куртовым. Не по душе мне этот романтик. Пристал к девчонке… К чему?..
— Хороший парень, — уверяет Федор. — Я схожу?
— Подожди! Зачем тебе бумага? Для чего?
Федор на секунду задумывается.
— Для списка полицаев. Обер-лейтенант требует.
— Тогда к Куртову не обращайся. Сам попроси у Глиста. Не откажет.
Федор соглашается и уходит. Никифор занимает его место за шахматами. Окинув взглядом фигуры, говорит:
— Неважное у него положение. Проигрывает…
— Да мы так просто двигаем… Скажи Степану… Пусть поинтересуется, не ожидается ли сюда десант. Надо заранее к нему подготовиться… Не забывайте осторожности…
Федор возвращается с двумя листками голубоватой плотной бумаги, целлулоидной линейкой и остро заточенным фаберовским карандашом.
— Жался, стервец, но дал, — он садится за стол. Глаза оживленно поблескивают. — Не хватило смелости отказать. Все-таки начальство…
Садовников посылает санитара патрулировать коридор.
— В случае чего — запоешь «Галю», — наказывает он.
А Федор разлиновывает лист и пишет: «Список полицаев». А когда санитар выходит, он берет второй лист.
— Вы играйте, играйте… — говорит Федор. — Это будет не план, а схема без масштаба. Так… Начнем танцевать от ворот…
Остаток недели Федор работал старшим ночной смены, а с понедельника ему предстояло заменить Антона в дневной.
Бойков встал задолго до построения. Безопаской Антона тщательно выбрился, надел позаимствованную у повара Матвея комсоставскую гимнастерку, перетянулся широким ремнем.
— Ну, как? Якши?
Садовников придирчиво осмотрел Федора, поправил воротничок, одернул сзади гимнастерку.
— Ничего… Внушительно…
Антон еще лежал в постели. Он повернулся к Федору.
— Норвежек покорять собираешься?
Федор повел в его сторону блестящими от внутреннего напряжения глазами.
— А что? Не тебе одному…
И засмеялся, стрельнул лукавым взглядом в Олега Петровича. Засмеялся и Антон. Водянистые глаза стали жирными.
— Эту видал? — Антон кивнул на окно, в которое днем был хорошо виден белый дом на скале. — Ух, и чертовка!..
Бойков строго сжал губы.
— Как Егор, бьет?
— А черт его знает… — Антон все еще смеялся так, что на нем колыхалось одеяло. — Не замечал…
— Если бьет — пусть не обижается!..
— А что уставился волком? — Антон спустил на пол ноги. — Нужен мне Егор, как телеге пятое колесо. Брат он мне или сват?
Федор вышел. В коридоре его нагнал Садовников.
— Подожди. Ты смотри, не пори горячки!
Федор, опустив глаза, молчал.
— Понимаешь, Федор! Можешь столько дров наломать…
— С Егором все равно рассчитаюсь. Вытурю! Бакумовым заменим!..
— Умно надо… Чтобы комар носа…
— Постараюсь, Олег! — Федор ободряюще хлопнул Садовникова по плечу и четким пружинистым шагом ушел на построение.
Когда колонна прибыла на стройку, Федор отсчитал каждому мастеру пленных, назначил полицаев, а спустя некоторое время отправился проверять, как идут работы.
Полицаи, издали заметив его, начинали наседать на пленных.
— Комендант! Шевелись! Эй, ты, заснул!
Остановясь в стороне, Федор смотрит то на пленных, то на полицая. Ему хочется сказать полицаю: «Дурак! Зачем мучаешь своих? Ведь мастера нет». Но Федор молчит. А полицай никак не может понять, доволен или нет комендант.
Наконец, Федор кивком головы подзывает к себе полицая.
— Ну, как?
— Работаем, господин комендант!
— Стараешься?
— Ленивые, черти. Приходится все время стоять над душой.
— Конечно, если без ума…
Больше Федор ничего не говорит. Он поворачивается и медленно уходит. Полицай обескуражен. Он никак не поймет, чего хочет от него комендант. Пропадает всякое желание торопить пленных.
Бойков идет в цементный склад. Там под командой Егора работает первая комната. Федор настроен решительно. Он думает: «К черту! Нельзя такого держать!»