— Хватит, отдохнули, опять надо штаны протирать, — Цыган хитро щурится, подмигивает Бакумову. А улучив удобную минуту, шепчет: — Порядок… Прямо в трюм. И никакого риску.
Бакумов чувствует, как учащенно токает в висках кровь. Вот оно настоящее дело, борьба! Дошли! Не то еще будет! Загорит земля под фашистами, везде загорит!
— Семен! Белое пятно на черном фоне — что такое?
— Подожди, — Цыган, сосредоточенно задумываясь, заводит вверх глаза. — Черт ее знает…
— Не знаешь? — Бакумов хохочет. — Да ты же… Твои зубы и лицо.
— Придумал же… Ну и чудак человек!..
А спустя примерно неделю Цыган сообщил, что приезжали в порт гестаповцы. Долго приглядывались, принюхивались ко всему и уехали не солоно хлебавши. Выходит, «кусок угля» где-то в море сработал.
Отсчитав мастеру последнюю партию пленных, Федор перебросился несколькими словами с начальником конвоя и неторопливо зашагал к цементному складу.
Утро было по-обычному пасмурное, но тихое, теплое. Море мягко плескалось о прибрежные камни. Два недавно установленных на бетонные основания тяжелых орудия настороженно уставились длинными стволами в голубоватую дымку, которая легкой шторой колыхалась над морем. Цокая коваными каблуками, мерно расхаживал около орудий часовой. Где-то поблизости, за шторой дымки, четко выстукивал мотор. Федор знал, что это маленький белый пароходик курсирует между двумя частями разъединенного фиордом города.
— Дзинь! Дзинь! Дон! — звенит около конторки мастеров рельс, возвещая о начале работы. Сегодня он, будто назло пленным, звенит весело, с беспечным задором.
Пройдя вдоль берега, Федор заворачивает к бункерам с песком. Здесь, у Капусты, работает заменивший Егора Бакумов. Уже несколько дней подряд Федор умышленно назначает его на песок. И Степан несколько дней подряд в команде Бакумова. Он, должно, уже повидался с Людвигом. Какие, интересно, новости?
Навстречу Федору из-под бункера тяжело выкатывается вагонетка с песком. Четверо толкают ее. Среди них — Бакумов. Федор, посторонясь, подзывает его.
— Ты что же это? Полицай должен распоряжаться…
Федор улыбается, а Бакумов, опустив голову, сокрушенно вздыхает.
— Не могу я так… От одного названья тошно становится. Полицай!.. Догадало вас…
— Ничего, привыкнешь. Я вот тоже поначалу мучился… А теперь убедился — не зря… Все-таки кое-что делаем. Вот напоили…
— Плохо, что не на глазах… Нет такого удовлетворения…
— Увидим еще! Потерпи!..
— Смотри, как бодро настроен! — удивляется Бакумов. — Раньше, кажется, такого не замечалось.
— Раньше воду в ступе толкли. Все слова, слова… Для меня они хуже касторки. Что Степан?
— Ничего особенного…
— Как в Тунисе?
Бакумов досадливо поморщился.
— Все так же… Действия союзников похожи на мышиную возню. Так можно сто лет воевать.
— Черт знает… Весной-то, может, развернутся?
— Где там! — с досадой фыркает Бакумов. — Я потерял веру… Вот бомбы они не жалеют. Опять сыпали…
Со стороны бетономешалок показался Капуста. Идет с опущенной головой. Федор и Бакумов притихли, забыв о том, что мастер ни слова не понимает по-русски.
— Добрый день, господни мастер! — говорит Федор.
Капуста, оторванный от каких-то дум, смотрит бессмысленно.
— Добрый день! — повторяет Федор. — Как дела, господин мастер?
Капуста зло сплюнул и заворчал:
— Дела! Какие теперь дела!
— Что так! — удивился Федор.
Капуста был настолько расстроен, что не заметил гонкой насмешки. Его тянуло поделиться постигшим горем. Он угрюмо сказал:
— За одну ночь не стало моего родного городка. А какой был город! Теперь одни развалины Жена с детьми с трудом добралась до деревни. Живет в коровнике, у чужих людей. Сын болеет. Вот и дела…
Федор сочувственно вздохнул:
— Плохо.
— Хорошего мало. Война приносит сплошные несчастья, больше ничего… — взгляд мастера уперся во влажную кучу золотистого песка около дороги.
— Опрокинули? Собрать! Все собрать! Чтобы никакого следа! Ферштеен ду?
— Да, понятно, — отозвался Никифор. — Все сделаем.
— Гони вагонетки! Они стоят. Им лишь бы стоять, — взмахнув по привычке палкой. Капуста заспешил к бункерам, часто семеня по железным шпалам узкоколейки.
— Видал, как запел? — цедил вслед мастеру Федор. — Наши разрушенные города их не беспокоили… Иди, выполняй свои обязанности.
Побывав на выгрузке цемента, Федор направляется в яму. Справа от него туда же в яму тянется канава, глубокая и прямая, точно проведенная по линейке линия. Пленным немало пришлось потрудиться, чтобы прорубить ее в сплошном камне.