На балконе серебристого дома появляется девушка. До нее не больше тридцати метров. Пауль пристально наблюдает за каждым ее движением. Она выносит из комнаты цветы, расставляет их на скамейке, поливает. Вода сверкает под солнцем. Когда девушка склоняется над цветами, золотые кольца волос скатываются с плеч, закрывают лицо. Резким движением головы девушка отбрасывает их, но они снова скатываются.
Пауль любуется девушкой. Она чем-то напоминает ему Аннет в ту воскресную прогулку, когда она была еще Аннет Крюгер. Маленький, времен кайзера пароходик изо всех старческих сил бил плицами по ласковой воде. Мимо плыли виноградники, красные черепичные крыши. Плыли медленно, величаво. Рейн смеялся, и Аннет смеялась…
Вскоре после этого Аннет Крюгер стала Аннет Буш. Счастливые, они почти не замечали происходящего вокруг. А происходило ужасное. Фашисты напористо рвались к власти. Ему никогда не нравились эти наглые молодчики с непомерными притязаниями. Он и Аннет никогда не верили в обещанные Гитлером блага, они надеялись только на свои руки. Фашисты до истерики кляли русских, а ему русские совсем не мешали. Ему нравилось, что русские разогнали капиталистов и строят новую жизнь. Строят так, как им хочется: они хозяева.
Русские были далеко, а свои коммунисты рядом, на заводе. Пауль видел, что они добиваются того, чего хочется ему и всем рабочим. И Пауль всей душой поддерживал коммунистов. После, когда фашисты дорвались до власти, он за это чуть не поплатился…
Пауль Буш регулярно каждую неделю получает письма из Германии. В них Аннет подробнейшим образом описывает забавные похождения двухлетнего Стефана, а потом, как бы между прочим, перечисляет знакомых, которые навсегда остались в России. Их становится все больше и больше.
Аннет благодарит всевышнего за то, что он не оставляет их своим покровительством (Норвегия — не Восточный фронт).
Письма пестрят междометиями, восклицательными знаками, многоточиями… Пауль хорошо понимает, что хотела сказать жена: она проклинает войну, тоскует о нем.
Буш тягостно вздыхает. Чтобы не тревожить его, Аннет умалчивает о воздушных налетах. Но город бомбят. Слухи об этом просачиваются в газеты, в многословную болтовню радио, а возвращающиеся из отпусков солдаты подробно рассказывают об ужасных разрушениях. За безумства фашистов Германия расплачивается своей кровью. Только бы бог сохранил Аннет и Стефана. Если что, он сойдет с ума. Нет! Нет! Избавь, господь!..
…Выстрел рвет устоявшуюся до дремоты тишину. И почти одновременно звенит, падая и разбиваясь на более мелкие осколки, стекло. И все это так внезапно, неожиданно, что Пауль первое мгновение не может ничего понять. По легкому облаку сизого дыма он догадывается, что стреляли с противоположной вышки. Там Шульц. В кого же?..
Пауль окидывает взглядом безлюдный лагерный двор. Там тихо, спокойно. Он слегка поворачивается и видит девушку-норвежку. Зажав руками правое плечо, она сильно качнулась назад, в сторону и рухнула грудью на перила.
Упал со скамейки и разбился цветочный горшок. Кольца золотых волос свесились над балконом.
Из комнаты всполошно выскакивает полная пожилая женщина, с воплями бросается к девушке, пытается ее поднять.
Если бы можно было, Пауль шаром скатился бы по крутой лестнице, чтобы помочь несчастной. Проклятый Шульц!
Штарке вынимает из кобуры пистолет, кладет его перед собой на край стола, пристально смотрит на Куртова.
— Мне ничего не стоит отправить тебя на тот свет! — унтер слегка похлопывает ладонью по вороненой стали пистолета.
Андрей стоит по другую сторону стола. Он молчит, уставясь в пол.
У дверей замер навытяжку Шульц, тот самый молодой красивый вахтман, который пристрелил Жорку.
— Так скажешь? — унтер подбрасывает на ладони пистолет.
У Андрея бегут сверху вниз по спине мурашки. Это не пустая угроза, вызванная желанием добиться признания. Нет, унтеру действительно ничего не стоит застрелить. Андрей это знает. Разве он не видел расстрелов, а самому разве не сломали ребро? Ему страшно. Страх так велик, что Андрею кажется — вот-вот он потеряет власть над собой, сдастся.
— Мне нечего больше говорить. Я все сказал.
Унтер крякает от злости, обращается к вахтману:
— Шульц, скажи еще ты этому болвану. Мне он не верит.
Вахтман щелкает каблуками и четко докладывает. Он видел, как девушка махала, потом бросила белое. Несомненно, это была записка. Кстати, раньше он тоже замечал… Он понимает, как это опасно…