И вскоре Василий Чумак появился под Николаевом во главе партизанского отряда. Запылали баки с горючим, затрещали выстрелы. Золотопогонники падали на камни.
Через полгода Василия схватили в Одессе французские оккупанты. Трибунал не был долгим. Потемкинцу привязали камень на шею и вывели на высокую скалу. Посмотрел Василий зоркими глазами в дальнюю даль, до которой не успел доплыть за всю свою жизнь, вздохнул полной грудью и бросился со скалы. Долго вглядывались матросы в беретах в зеленые волны, но увидели лишь круги, расходившиеся по воде. А Василий Чумак и на этот раз выплыл. Уже позднее он рассказывал товарищам, что французский моряк успел незаметно перерезать ему веревки на руках и вложить в кулак складной нож.
Пять лет спустя Василий окончил морскую школy и стал капитаном миноносца "Стремительный". Перед началом Отечественной войны ему исполнился шестьдесят один год. Его хотели услать на пенсию, но старый моряк добился своего. Он провел на "Стремительном" всю войну.
Спустя два года Чумак ослаб. Старость побелила его голову, отняла силу и зоркость. Он сам понимал, что отплавал. Получив путевку на курорт, он пришел к адмиралу. Не глядя на боевого друга, спокойно сказал:
- Прощай, Иван. Не могу без моря. Помру.
- Хочешь смотрителем на маяк? - предложил адмирал.
Но болезнь приковала Василия на три года к постели.
А потом врачи запретили ему работать. Часто одесситы видели на Приморском бульваре седого моряка. Он едва передвигал ноги. Его прищуренные глаза смотрели на море, на волны, которые когда-то вынесли его на берег, а потом погребли подводную лодку сына. Рядом со стариком часто был юноша в морской форме, Михаил Чумак, воспитанник мореходного училища. Старик переводил взгляд на еще тонкую шею внука, на его пылавшие щеки. Он вспоминал, как однажды пришел к скале, незыблемо стоявшей у моря, и вдруг увидел трещину, расколовшую гранит. Из этой узкой расселины выглядывал крохотный бледный росток, пробивавшийся сквозь камень к свету. И Василий думал о жизни - слабой, как скала, разрушаемая ветром, - и сильной, как росток, тянущийся к солнцу...
Слава деда оказалась нелегким испытанием для Михаила Чумака. Успехи проходили незамеченными - внук потемкинца другим быть не должен, - а за каждую ошибку взыскивали вдвое. И Михаил был всегда первым, вызывался в самые трудные и опасные рейсы. Потом навалилась болезнь...
Вадим незаметно наблюдал за постаревшим лицом капитана, жалел его строгой мужской жалостью и старался, чтобы тот этой жалости не замечал.
"Поиск" уже давно шел в открытом море, имея на борту, кроме команды, двух докторов наук, трех кандидатов, лаборантов и водолазов. До капитанского мостика часто долетали громкие голоса споривших ученых, в которых иногда слышалась такая запальчивость, что матросы перемигивались.
- Иногда нам кажется, что твердая земля - это нечто более реальное, чем море, которое вечно движется и вечно меняется, - говорил один из ученых, Но на самом деле море, а не земля - видимая нами сущность мира. Да и сама земля только кажется нам застывшей, а ведь она похожа на море, только ее волны более устойчивы во времени.
Капитан Чумак прислушивался к словам ученого и смотрел на море. Оно вздыхало, медленно напрягая мускулы - волны. И, вслушиваясь в голос моря, капитан выпрямлялся, молодел, у него остро блестели глаза, на щеках загорался румянец. Капитан Чумак встретился со своей юностью. Он узнавал свежий ветер, острые крылья чаек и пьянящий запах морской воды. Приходили слова, когда-то читанные в книгах и вдруг вытолкнутые памятью, как свои, идущие из самого сердца:
Здравствуй, море!
Зелено-серое, с глазами сфинкса.
С искрами солнечных лучей и голубой чашей неба, спрятанной на дне твоем.
Я твой, море.
Я твой потому, что никогда не остановятся твои волны, и никогда не затихнут мои желания, мои чувства водовороты ненависти, прибои любви, тихая рябь грусти и раздумья. Мои мысли озаряют мятежную вселенную, как молнии, вспыхивающее над разъяренными волнами.
И весь этот бушующий мир стихий заключен в недолговечном теле. Человек стареет, слабеют его мышцы, холодеют руки и ноги, а море все еще бушует в нем.
И человек переливает это море в свои удивительныедела, которые останутся жить после его смерти и в которых будет волноваться и шуметь море, как прибой в морской раковине.
Здравствуй, море!"
С каждым днем капитан Чумак становился все спокойнее и увереннее в себе. Очевидно, море устраняло следы болезни. Вадим попытался напомнить капитану об училище, но Чумак нахмурился и перевел разговор на другую тему.
На третьи сутки плавания произошел странный случай. В час ночи вахтенному понадобилось разбудить капитана. Он постучал в дверь каюты, и тотчас из-за двери чей-то голос прошамкал:
- Кто там?
Вахтенный решил, что к Чумаку зашел в гости старик-профессор, начальник экспедиции. Он ответил:
- Мне нужен капитан.
За дверью послышался шорох, звон разбитого стекла. Вахтенный ждал. Шорох повторился, все затихло. Вахтенный опять постучал в дверь. На этот раз никто не ответил.
Тогда испуганный матрос разбудил Вадима. Вдвоем они подошли к капитанской каюте. Дверь открылась. Чумак стоял на пороге. За ним на полу блестели осколки стакана. Кроме капитана, в каюте никого не было.
- В чем дело? - резко спросил Чумак.
- Видны огни города. Вы просили разбудить вас.
- А почему разбудили помощника?