Между тем незнакомец скрылся из вида, и Роза предположила, что он отправился своей дорогой. Но мужчина вскоре выбрался на тропу рядом с ней.
– Вы поднялись сюда из города, мадемуазель?
– Да!
– Тогда я лучше провожу вас обратно. Роза остановилась:
– Пожалуйста, не утруждайте себя, монсеньор! Я здесь в первый раз, но просто вернусь той же дорогой, что и пришла.
– Скоро стемнеет. Я должен непременно проводить вас. – В его голосе прозвучала непреклонность, и Роза уступила. Затем он спросил: – Вы не из Мориньи, мадемуазель?
– Да!
– Англичанка?
Роза немного насторожилась: что же выдало в ней англичанку – акцент или внешний вид?
– Да, – вновь утвердительно ответила она. – А как вы догадались?
Пожатие плеч было чисто французским.
– Это оказалось совсем нетрудно, – уклонился он от прямого ответа. – На отдыхе здесь? Или гостите у друзей? – Не то и не другое. Я… надеюсь на год стать здесь постоянной жительницей.
– Как это?
Последовавшая затем пауза стала как бы приглашением объяснить, поэтому Роза продолжила:
– Если вы живете в Мориньи, то, возможно, знаете магазин подарков мадам Боннар, что на площади, «Ла Ботикью»…
Он быстро взглянул на нее:
– «Ла Ботикью»? Конечно знаю! Вы имеете в виду, что получили работу у мадам Боннар?
– Не совсем так. Ну как это сказать?.. Дело в том, что мадам Боннар – моя тетя. Видите ли, монсеньор… – Розе доставило злорадное удовлетворение уколоть своего спутника, что он заблуждался насчет нее, – я не совсем уж англичанка, как вы подумали. По матери я француженка. Но как бы то ни было, тетя оставила магазин на год, чтобы отправиться в Южную Африку, мы со сводной сестрой перебрались в ее квартиру и, как предполагалось, должны были вести бизнес тети до ее возвращения.
– «Должны были»? А вы что, сомневаетесь в своей способности управиться с магазином?
– Нет, не в этом дело. Я достаточно хорошо говорю по-французски, а моя сестра разбирается в товарах и торговле, да и с английскими и американскими туристами нам будет гораздо легче иметь дело, чем тете. Все упирается в разрешение торговать здесь, которое мы, возможно, не получим. Потому что, оказывается, здешний помещик, у которого моя тетя состоит арендатором, имеет право наложить вето на субаренду для нас, если он того пожелает.
– Тогда уж точно мадам Боннар следовало заручиться его разрешением, прежде чем отбыть за границу.
– Конечно. Но она этого не сделала. Тетя оставила лишь короткую записку и, как я полагаю, просто забыла, что в условиях ее аренды есть и такой пункт.
– Но разве у нее нет поверенного, чтобы заблаговременно обсуждать такие вопросы?
– Да, есть. Мэтр Веррье. Но она даже не проконсультировалась с ним, что доказывает – у нее и мысли не было о каких-либо затруднениях.
– И кто же этот помещик, о котором идет речь?
– Кто? О… это аристократ, который, по словам мэтра Веррье, владеет почти всей недвижимостью в Мориньи и всем этим. – Тут Роза махнула рукой на плантации, оставшиеся позади. – Ваш местный заправила с громким титулом, монсеньор Сент-Ги. Вы, конечно, знаете его?
Ее спутник мрачно кивнул:
– А то как же. Его все знают. Так это Сент-Ги стоит у вас на пути?
Снова это упоминание лишь части титула покоробило Розу. Словно «Сент-Ги» уже само по себе должно быть известно всем и вся.
– Ну, положим, это еще вопрос, так как мы пока не в состоянии добраться до него. Видите ли, даже отсутствие этого лендлорда может оказаться для нас непреодолимым препятствием, ибо он, подобно диктатору, никому не передает свою власть. В настоящее время он отбыл на неопределенный срок, и, хотя у него есть агент, мэтр Веррье утверждает, что этот агент не может дать нам добро, пока монсеньор Сент-Ги лично не произведет досмотр.
– А между тем вы пока не можете работать в магазине. Как давно вы прибыли в Мориньи?
– Сегодня рано утром. Мы останавливались на одну ночь в Париже и прибыли сюда ночным поездом.
– Оказывается, прошло еще так мало времени! Тогда уж точно вы можете немного подождать, пока не получите зеленый свет от Сент-Ги!
– О да. Но предположим, что мы не получим его? Так уж сложилось, что мы будем здесь жить, нам придется рассчитывать главным образом на доходы от магазина. Кроме того, будет загублен тетин бизнес. Посему, если монсеньор Сент-Ги не одобрит наш внешний вид или же решит чинить нам препятствия по иным причинам, что тогда? Как я сказала мэтру Веррье, для двадцатого века это слишком отдает феодализмом, – добавила Роза, вновь закипая от возмущения.
Ее спутник опять пожал плечами.
– Да, возможно, – заметил он. – Но видите ли, в здешних краях нужно быть готовыми к тому, чтобы пожертвовать некоторой свободой для блага общины и той защиты, что дает нам соблюдение традиции, которую вы соблаговолили назвать феодальной.
Роза резко остановилась и кинула на него недоверчивый взгляд.
– Вы имеете в виду, что если монсеньор Сент-Ги откажет нам, то у него есть на то полное право? – потребовала она объяснений.
– В вашем случае, думаю, он ошибается. А есть ли у него такое право – отвечу однозначно: да, есть. Если он считает, что в интересах Мориньи лучше держать нежелательных арендаторов подальше от своей собственности, то что в этом плохого?
– «Нежелательных»! Но я племянница мадам Боннар, и если он отлучит нас от магазина, то сделает и ее своей жертвой!
– С этим я согласен. Но зачем заранее предполагать худшее, мадемуазель? Почему вы так упорно думаете, что не пройдете квалификацию у Сент-Ги? Чего вы боитесь?
– Боюсь? Да ничего, – начала отрицать Роза.
– Никаких пятен в прошлом, ничего, что хотели бы скрыть? Растраты или хищения? Нарушения общественного порядка, мелкое воровство, имевшие место в Англии?
Не требовалось знания тонкостей местного диалекта или взгляда на его неясные очертания в темноте, чтобы догадаться – ему доставляет удовольствие немного над ней подтрунивать. Роза холодно ответила:
– Конечно нет. Просто я категорически возражаю против классификации меня как персоны нон грата, и меня очень раздражает необходимость сидеть сложа руки, пока монсеньор Сент-Ги не вернется домой.
В этот момент они вышли на площадь в нескольких ярдах от магазина. Она остановилась и протянула незнакомцу руку на прощание, как это принято во Франции при расставании:
– Ну, благодарю вас, монсеньор, за то, что проводили меня так далеко. Теперь со мной все будет в порядке.
– Очень хорошо. Мне это доставило удовольствие, – галантно ответил он, однако не сразу отпустил руку Розы. – Посмотрим, – качал размышлять ее спутник, – Боннар – это фамилия вашей тети после замужества, а вы француженка только со стороны вашей матери. Поэтому ваша фамилия…
– Дрейк, – сообщила она. – Роза Дрейк, а моя сводная сестра – Сильвия Лайон. Наши родители умерли. А вы, монсеньор? Кто вы?
Но прежде чем тот успел ответить, на них прямо-таки обрушилась полная женщина в пальто, из-под которого выглядывал край фартука, с французской булкой в одной руке, вырвала у Розы руку мужчины и зажала в своей крепкой пухлой ладони.
– Ах, монсеньор Сент-Ги, – выдохнула она, – вот вы и снова среди нас и никому ни словечка в городе о своем прибытии! А мадам Сент-Ги… она с вами? С ней все хорошо? А как вы сами? Ну зачем спрашивать о том, что и так бросается в глаза? Ах, как здорово видеть вас – это как надежда, что весна вскоре последует за этой ужасной, отвратительной зимой… – Здесь она прервалась, чтобы отвесить легкий поклон Розе: – Вы должны простить меня, мадам… тысяча пардонов! – И тут же снова обратилась к собеседнику Розы: – Когда начнется обдирка коры? И подрезание деревьев? Вы снова возьмете Клотильду, Софи и остальных на этот год? Жильберта тоже? Я могу ему так сказать?