— Вы, собственно, что за адвокатесса? — Гаранжин с неприязнью уставился на Лешку, глубокие морщины на его щеках вытянулись. — Вы, Юрасова, и здесь суете свой нос куда не следует. Я могу, Аркушина, говорить с вами без посредников?
— Можете! — выпрямилась Вера и попросила Лешку: — Выйди.
Та отрицательно замотала головой.
— Выйди! — повторила Вера.
Оставшись наедине с Гаранжиным, она спокойно и решительно сказала:
— Я должна, Платон Яковлевич, стать аппаратчицей. Так надо моей дочери… и мне. Нас только двое.
Гаранжин быстро посмотрел из-под кустистых бровей на молодую мать.
Такая не отступит. Поднимет шум. Побежит в партбюро, профком. Не оберешься неприятностей, опять будут говорить, что он нечуткий.
— Во всяком случае, я снимаю с себя какую бы то ни было ответственность за последствия, — холодно сказал он, — и требования к вам будут предъявлены такие же, как ко всем курсантам.
Вера горько усмехнулась: уж она-то знала, как снимают с себя ответственность за последствия…
— Вам не придется отвечать, — произнесла она сухо и вышла из кабинета.
Сбор отъезжающих на практику был назначен на шесть утра. Без двадцати шесть появилась Вера с Иришкой в одной руке и чемоданом в другой. Валентина Ивановна, увидав Аркушину, мысленно ругнула себя: не догадалась послать за ней машину.
Лешка подскочила к Вере:
— А ну, давай наследную принцессу.
Они влезли в автобус, сели позади шофера. Коренастый, с густыми усами на молодом лице, он вороватыми глазами обшарил полную грудь Веры, до плеч открытые руки, сказал умильно:
— Докатим, как в ТУ-104!
Автобус наполнялся пассажирами, галдежом.
Запрокинув голову с золотой копной волос, сверкала зубами Анжела. Алла Звонарева язвительно спрашивала Стася, имея в виду Лобунца:
— Чем питаются медведи в июле?
Потап помогал Наде Свирь втиснуть корзину со снедью на полку под потолком. Из корзины что-то потекло.
— Ну ясно — раздавили помидоры! — вскрикнула Надя. — Ничего нельзя поручить.
Спокойствие сохраняла только Химичка. В этом шуме и гаме она продолжала безмятежно спать, наверстывая ночные часы.
— Дашь мне подержать? — спросила у Лешки Надя, уладив дело с корзиной.
— Успеете все, — пообещала Лешка. — Девчонки, вы заметили, у Химички белки глаз мамины — голубого отлива? Обратите внимание, когда проснется…
Двое суток пути, и вот, наконец, показались дымящиеся трубы Шамекинского комбината. Машина остановилась в центре большого поселка, затерянного в зелени.
Все вылезли из автобуса, стали разминаться, отряхиваться, с любопытством оглядывать поселок. Он растянулся по берегу реки; комбинат, как и в Пятиморске, вырисовывался вдали, в серовато-бурой степи.
Над гребнем обрыва, покрытого сизыми кустами качима, летали огромные стрекозы: голубел цикорий вдоль дорог.
Инженер комбината, пожилой мужчина в очках, подошел к Валентине Ивановне, как к старой знакомой; жестикулируя, о чем-то заговорил с ней, повел курсантов к лесу у реки.
Там, почти на самом берегу, стоял опустевший пионерский лагерь.
— Вот здесь и располагайтесь, — инженер обвел рукой постройки.
Химичку немедленно поместили на застекленной веранде небольшого дома. Оставив девочку на попечение Потапа, Вера с Лешкой отправились разыскивать корыто и квартиру. Корыто раздобыли довольно быстро у отъезжающей семьи техника, с квартирой же дело оказалось сложнее.
Всюду, узнав, что речь идет о новорожденном ребенке, отказывались сдать хотя бы угол. Только в крайнем доме, у самого обрыва, старая женщина, назвавшая себя Степановной, сжалилась над Верой.
— Ладно уж, приходи. Моя внучка тоже у кого-то в Ростове живет.
Лобунец в это время честно развлекал Химичку. Сначала он по думал с нежностью: «Эта пуговка будет изучать географию Луны». Ему захотелось разглядеть глаза счастливой девчонки. Но она ревела, плотно закрыв их, и сделать это оказалось невозможным. Потап зазвенел чайной ложкой о стакан — рев продолжался. Залаял по-собачьи — рев усилился. Он стал носить ее по комнате, исполняя свой коронный номер: «Домино, домино!» — она зашлась. Потап положил ее в постель, а сам сделал стойку посреди веранды, и — о чудо! — Иришка умолкла, скосив на него глаза. Но только он встал на ноги, как Химичка опять заголосила. Снова сделал стойку — умолкла.
В таком виде его и застала Вера: потный, стоял он вниз головой, поглядывая с надеждой на ценительницу циркового искусства…