3.30, 3.45 — Лешки все нет. «Может быть, заболела, пойти в общежитие?»— тревожно думает он. Нет, вот появилась. Виктор отступил за ствол каштана.
И не одна. С ней какой-то подонок в коротком пальто и зеленых брюках. Голова у него не покрыта, на шее бурачный, бабский шарф. Хорош гусь!
Лешка идет рядом с ним, что-то оживленно говорит. Значит, такие у нее дружки завелись! А походочка у Багрянцева, будто коленки внутренней стороной слиплись.
Виктор пошел шагах в десяти позади. Может быть, отвести в сторону этого чувака, посмотреть так, чтоб обмяк, сказать коротко: «Убью!»
Или, может, встать перед ней, выругаться, назвать, как того заслуживает, и уйти?
Но он ничего этого не сделал, отстал от них и поплелся бесцельно, куда глаза глядят. Вот так же бродил, когда сбежал из Пятиморска от Лешки, от себя.
Тогда одно желание брало верх над всеми остальными: уйти от пакостного прошлого, стать лучше. И Лешка была все время рядом… И он был счастливее, чем сейчас, потому что шел к ней…
В павильоне, у реки, Виктор выпил сто пятьдесят граммов водки, и бутылку пива, пожевал сухой бутерброд, вышел, постоял у чугунной ограды набережной.
Гнев и ненависть сжимали ему горло: «Дрянь! Изменила, как мать изменила отцу. Вот жена мне была бы примерная!.. Хорошо, что вовремя разобрался».
Но чувство справедливости подсказывало ему и другие слова «Ты на нее наговариваешь. Она же тебе сама все рассказывала. А если кто ей и понравился… Можно ли сердцу приказать? И почему она не вправе ходить и разговаривать, с кем захочет?»
«Не вправе! Вот возьму и назло ей… женюсь на Анжеле».
Эта неожиданная мысль поразила его самого. Он даже протрезвел. Дуралей, до чего додумался.
Но ты был бы трусом и безвольным человеком, если бы уехал, не поговорив открыто с Лешкой. Поезд в Пятиморск уходит поздно вечером. Надо разыскать Лешку в общежитии. Сначала пойти в баню, принять холодный душ, а то она выгонит, как тогда, в больнице.
Дверь из небольшой кухни открыта, и Саше видно, кто проходит мимо. Вот прошагала Зоя, наверное, отправлялась в магазин; две девчонки потащили коврики вытряхивать на балконе. Поздновато, пожалуй, уже темно, но что поделаешь, если разбирает санитарный зуд.
Саша жарит оладьи. Они получаются румяными, сочными. Девчата пальчики оближут. В прошлую субботу Лешка приготовила вкуснейшую рыбу в томате. Теперь Саше захотелось побаловать подруг оладьями. Вместо Прозоровской у них поселилась Женя — с филологического факультета, высоченная, добродушная. Они завели такой обычай: субботами по очереди каждая чем-то угощает остальных. Женя, например, сделала жаркое из кролика. Ее знакомые мальчишки притащили откуда-то огромный кухонный нож. Потом, дурачась, обмотали его тряпками и сунули под подушку Зое. Она перед сном развернула его и вытаращила глаза.
Сашка двумя пальцами подцепила оладью, подув, откусила. Лешке определенно понравится. Ну, не странно ли, что она стала ей ближе родной сестры? Саша вовсе не закрывает глаза на Лешкины недостатки. Во-первых, очень любопытна, сует свой нос куда надо и куда не надо.
Саша усмехнулась, вспомнив, как Лешка на собрании вылезла с своей критикой программы по неорганической химии и как Тураев деликатно ее осадил.
Второй грешок Юрасовой — слова частенько опережают у нее мысль. Скажет что-нибудь и сама, наверное, не рада, что сказала, и поздно. Вспылит, взовьется там, где следовало бы спокойно взвесить, смолчать.
Саша ей говорила: «Вовсе не героизм подойти, скажем, к малознакомому человеку, который тебе не понравился, и объявить ему, что он тебе не по душе… Это скорее невоспитанность. А житейски мудрость учит…» Но разве Лешка дослушает?
— Не много ли мудрости? — перебивает она.
И все же даже при этих недостатках Саша искренне полюбила ее. Они почти не ссорились. Только один раз, перед экзаменами…
В дружбе часто кто-то кому-то подчиняется. Верховодила и Лешка. Саша не придавала этому особого значения — пусть себе, если нравится. Но однажды между ними пробежала черная кошка.
Увлекшись общественными делами, Лешка почти забросила учение. Саша честно сказала ей:
— Ты мало занимаешься. Тебе, наверно, все в жизни легко давалось, ты и теперь думаешь взять с налету.
— Совсем нелегко, и никаких налетов! — возмутилась Лешка. — А зубрилкой не буду!
— Я усидчивая, — обиделась Саша.
Экзамен показал, кто был прав. А тогда Лешка два дня не разговаривала. Видно было, что терзается, а не подходит. Саша нашла в себе благоразумие, после лекции оказала: